Елена ФАНАЙЛОВА, Андрей ШАРЫЙ
Год 2012 в 14-ти интервью и 8-ми стихотворениях – 2012, №1 (0)

Главным содержанием 2012 политического года стало пробуждение гражданской активности россиян и противостояние власти развитию этого движения протеста, все громче и все разнообразнее требующего общественных перемен.

Меняющееся общество заставляет меняться и власть, как бы эта власть ни противилась переменам. В то же время режим Владимира Путина оказался прочнее, чем многим казалось год назад.Разным аспектам этой главной темы российской жизни была посвящена большая часть 250 интервью, которые я на протяжении последних 12 месяцев для брал для итогового выпуска программы «Время Свободы» и рубрики «Вопросы - ответы» авторской страницы этой программы. Мои собеседники – политики и политологи, экономисты и экологи, писатели и кинорежиссеры, ученые и спортсмены, гражданские активисты и общественные деятели примерно из тридцати стран мира – на сайте и в эфире РС помогали мне знакомить вас с событиями каждого дня в России и мире.

Подводя итоги года, я отобрал фрагменты некоторых из этих бесед, потому что уверен: в основе понимания событий и явлений лежит точная независимая экспертиза и сопоставление точек зрения. Полные тексты интервью можно найти в архиве Свободы; в тексте, который вы читаете сейчас, они обозначены ссылками.

Чтобы экспертиза серьезных событий в праздничные дни не оказалась скучной и сухой, я попросил поэта Елену Фанайлову, лауреата нескольких российских и международных литературных премий, подобрать из своего cтихотворного архива нечто гражданское и одновременно лирическое. Елена, как прекрасно известно постоянным слушателям РС и читателям нашего сайта, много лет вела на волнах нашей радиостанции программу «Свобода в клубах». В открытие – что-нибудь для настроения, о родине:

Елена Фанайлова: 

Просыпаюсь и снова вижу:

то не снег, а копоть и сажа,

то не зеркало – ртутные лужи,

отражаясь, стоят на страже,

как живые, нежность, печаль и жалость,

страх и трепет, любовь и ужас.

Если говорить формально, то российская власть в 2012 году сохранила свои позиции: Владимир Путин без проблем переизбран на очередной срок президентом России, на массовые и не очень массовые акции протеста Кремль реагировал то полицейской силой, то тюрьмой, то угрозами, то частичными уступками. 16 января я обсуждал с экспертом московского Центра Карнеги Марией Липман одну из предвыборных статей Путина «Россия сосредотачивается – вызовы, на которые мы должны ответить». Первая часть названия – почти прямая цитата из канцлера Горчакова, отсыл к наследию Российской империи.

Мария Липман: Текст статьи вызывает недоумение, он очень неконкретный, совершено не фиксирует главной проблемы, с которой столкнулся Владимир Путин, а именно проблемы снижения его легитимности лично и легитимности политической власти в России. Люди прямо высказали свое мнение: «Путин, уходи!» Текст же написан так, как если бы он не представлял себе, что, собственно, происходит в стране в настоящий момент.

Человек, находящийся в ситуации углубляющегося политического кризиса, не предлагает совсем ничего нового. Я не понимаю, кто, собственно говоря, адресат этого текста. Смешно думать, что статья может как-то повлиять на настроения той части общества, которая не хотела бы видеть Путина во главе страны. Если же говорить о тех, кто готов за Путина голосовать, то и к их представлению о том, что это за лидер, этот текст ровным счетом ничего не прибавляет. Сохраняя ресурсы влияния, Путин, тем не менее, теряет легитимность, а вслед за ним ее теряет и вся система власти. Происходит это в наиболее продвинутой части населения, наиболее критически мыслящей, – жители крупных городов, интернет-сообщество, уже довольно серьезное по численности. Проблема управления страной в условиях падающей легитимности останется. Просто перевалить через этот хребет, вздохнуть и сказать: «Слава богу, выборы уже позади, впереди шесть лет относительно спокойной жизни» – не получится.

– На ваш взгляд, у Путина есть потенциал для положительной эволюции?

Мария Липман: В России произошли существенные сдвиги в общественном сознании, и Путину, который привык управлять пассивным обществом, обществом, которое, вовсе не восхищаясь властью, а видя коррупцию, корысть, беззаконие, безотчетность и безответственность, предпочитало жить, повернувшись к власти спиной, придется с этим иметь дело. Старые времена закончились, новые времена требуют другого лидера с другим видением мира.

Через пару январских дней премьер-министр Владимир Путин на встрече с руководителями средств массовой информации заявил, что готов к контактам с представителями внесистемной оппозиции и активистами гражданского протеста, в частности, с писателем Борисом Акуниным (Григорием Чхартишвили). 19 января в интервью Радио Свобода Акунин-Чхартишвили о подобной перспективе отозвался скептически – и не ошибся. Вот фрагмент нашей беседы:

– Путин не производит впечатления человека, которого можно заставить изменить точку зрения. Вы думаете, можно убедить его в чем-то? В том, например, что выборы в Государственную думу России были сфальсифицированы?

Григорий Чхартишвили: Я думаю, что Владимир Путин это знает лучше всех, так что убеждать его в этом бессмысленно.

– У премьер-министра есть такая способность – говорить о людях из оппозиции, даже тех, чьи таланты он признает, в несколько уничижительном тоне. Вы, похоже, встали в один ряд с музыкантом Юрием Шевчуком: Путин приплел ваше этническое происхождение к вашей политической позиции...

Григорий Чхартишвили: Я, честно говоря, к этому серьезно не отношусь. Ну, его так учили в его спецшколе, это такой нормальный прием очернения оппонента. Ничего очерняющего для себя я в этом не вижу. Ну да, я грузин, и что такого? Это ведь сказано было с намеком, что вот раз я этнический грузин, то, стало быть, я вроде как и враг России. Никто, я думаю, из нормальных людей к этому всерьез не отнесся. Просто Путин лишний раз продемонстрировал всем, что он за человек и какой у него уровень мышления. Эта система деградировала до такой степени, что пилит и пилит сук, на котором сидит, и сама не понимает, чем занимается. Ей-богу, у меня твердое ощущение, что историческое время Владимира Путина заканчивается.

В марте 2012 года, сразу после выборов президента России, в московской студии РС я записал большой цикл бесед с видными московскими историками Андреем Зубовым и Виктором Пивоваровым. Мы говорили об уроках истории, формировании российской политической нации, о параллелях и преемственности общественного развития Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации – о том, обречена ли Россия на то, чтобы быть империей.

Андрей Зубов: Когда-то все страны христианского мира были со слабой верховной властью, в период феодальной раздробленности, когда монарх был первым среди равных – и в Византийской, кстати, империи, и на Западе. Потом наступила эпоха абсолютизма, когда, наоборот, монарх обладал абсолютной властью. Господствовала теория о том, что монарх – часовщик, а страна – часовой механизм. В России было то же самое. Потом, начиная с конца XVIII века страны одна за другой, кто революционным путем, кто разумным мирным способом, отказались от этой модели. Последней в Европе, если не считать Османской империи, от нее в 1905 году отказалась Россия. Как только общество становится более образованным, более ответственным, оно хочет само контролировать собственную жизнь. Говорить, что в России какая-то особая традиция, неправильно, Россия идет обычным путем всех стран. Нашу страну отбросил назад советский период, который уничтожил культурную часть общества, разрушил общество как структуру. Однако в последние два десятилетия русское общество безусловно возрождается.

– Если применить вашу типологическую схему, то Путин себя рассматривает как часовщика, а страну – как часовой механизм?

Андрей Зубов: Мне трудно судить о его психологическом самоощущении, но объективно он является не часовщиком. Он является тем человеком, который залез в чужой огород и быстро-быстро набивает мешок дынями и огурцами и думает: хорошо бы, чтобы подольше не вышел хозяин.

Юрий Пивоваров: Чувствует ли себя Владимир Владимирович часовщиком? Думаю, что чувствует. Потом этот же человек сказал однажды, я по телевизору слышал: «Я здесь отвечаю за все». Безусловно, патерналистско-хозяйская философия жизни, конечно, у Путина присутствует. Неограниченная власть любого человека – директор ли он бани, председатель ли колхоза, тренер ли футбольной команды или президент России – обязательно приводит к бесконтрольной ее узурпации. И это не зависит от личных качеств, просто нельзя человека ставить в условия неограниченной власти, нигде – ни на Радиостанции Свобода, ни в Российской Федерации.

– А кем или чем Путин поставлен: стечением обстоятельств, несовершенством российских законов, логикой истории?

Андрей Зубов: Во-первых, конечно, советской традицией, которая предполагала именно абсолютную, ничем не ограниченную власть, чего, кстати говоря, никогда не было в дореволюционной России. Царь был ограничен хотя бы христианской нравственностью.

Второе обстоятельство – это слабость действующей Конституции. Разумеется, когда создавалась Конституция 1993 года, она создавалась на самом деле не как ширма, не для того, чтобы прикрыть ничем неограниченную власть, а чтобы создать в демократических условиях систему, которая обеспечивала бы тому же Ельцину стабильное ручное управление страной. Поэтому Конституция 1993 года дала президенту неразумно большие полномочия.

И третье обстоятельство: властные полномочия были значительно расширены при Путине. Кроме того, играет роль само сознание пришедшего к власти человека. Путин – прекрасный офицер советских спецслужб, но такой человек не может управлять столь сложной системой, как демократическое государство. Я думаю, что это обстоятельство – одна из величайших российских бед.

​​Юрий Пивоваров: Власть советских вождей была ограничена их идеологией. Вот они могли вроде бы все – казнить людей, сегодня им Гитлер враг, завтра он друг, – но они не могли отказаться от цели построения коммунизма, от целей социалистического общества. Сейчас вообще нет никакого тормоза, и теоретически его и не может быть в либеральном демократическом обществе, поскольку параметры его функционирования очерчивает Конституция. Но поскольку Конституция и законы попираются, поскольку выборы, по сути, похоронены, а демократия – это выборы и больше ничего, ведь процедура выборов – это главный нерв демократии, то власть становится голой. А вы знаете, что такое голая власть? Насилие и больше ничего!

Елена Фанайлова: 

Здесь птицы не поют и деревья не растут,

и только мы плечом к плечу ничё не говорим врачу.

Сидим сычом и мыслим как кастрат,

сначала морда кирпичом, но нам не то чтоб нипочём

весь этот груз, скорей наоборот. Не Камасутру продают,

поют Бардо Тёдол и русскую Псалтырь.

Когда пройду я мрачный дол, где тьма кругом, где мрак кругом,

тогда тебе скажу: держись крепче, Катарина, сейчас поскачем.

Как чёрт с Вакулой на плече, как команданте Че. Мы этот мир перехерачим.

Мы переходим этот ад, болота и холмы, и солнце низкое назад

катится к обезьянам тьмы автоматическим письмом, где ждёт его самум теней,

и только мы себе самим шептали в ухо, как Эней:

не сдадим, хотя сдавали наперёд и наполняли пузыри дыханием рот в рот, мой господин.

Не помни мира, мой солдат, одни пески и ряд болот, и костолом,

и каждый брат за письменным столом,

луна и неподъёмный клад, когда кому везло?

И волосы на голове шевелятся, как ветер по траве на Волге и Дону,

как облака над Москвой-рекой, да ну как русские вши в немецком плену.

Теперь подробнее – об эволюции гражданского движения, в активе которого в минувшем году семь более или менее многотысячных акций гражданского протеста. Осенью часть активистов оппозиции и тысячи неравнодушных граждан приняли участие в выборах Координационного совета оппозиции. 24 ноября о задачах движения гражданского протеста в новых условиях мне рассказал политолог Андрей Пионтковский, член этого Координационного совета.

Андрей Пионтковский: В ходе любой революции (а то, что происходит у нас, – это мирная антикриминальная революция) то разделение неизбежно: якобинцы – жирондисты, большевики – меньшевики, эти две позиции всегда возникают, они обязаны быть. Водораздел вот по какому принципу происходит: способна ли существующая власть на эволюцию или нет? Абсолютного ответа на этот вопрос не существует, он всегда исторически конкретен. Например, франкистская Испания оказалась способной на эволюцию, правда, после смерти Франко. Что касается путинской России, то я убежден, что этот режим на эволюцию не способен.

Социологические исследования указывают, что большинство населения (даже люди, голосовавшие за Путина) разделяет те оценки власти, которые я, например, повторяю 12 лет: что у власти режим клептократии, что он не реформируем, что он переходит к жестоким репрессиям, что он ведет к гибели страны. Власть защищает не ОМОН, не ее пропаганда; последняя линия обороны власти – это вопрос, который люди задают себе: а что будет потом? Если завтра уйдет Путин, не начнется ли хаос, не распадется ли Россия?

Мы должны предложить обществу концепцию переходного периода от дня Икс (дня отставки Путина или другой формы его ухода с занимаемого поста) до возникновения в стране законных органов власти, это период в 6–8 месяцев. Мы должны показать, какие законопроекты, какие законы, какой текст Конституции будет внесен, как будут организованы выборы. Этот решающий промежуток времени очень опасен – набор задач тот же, с которым не смогло справиться Временное правительство.

Во второй половине года протестное движение в России пошло на спад. После беспорядков на Болотной площади 6 мая, после летней беготни оппозиционной молодежи по московским бульварам и акции OccupyAbai сентябрьский «Марш миллионов» многим показался пресным. Об этом 17 сентября я беседовал с администратором сетевой группы «Мы были на Болотной» Ильей Файбисовичем.

– Многие участники протестного движения разочарованы. Некоторые считают: митинги и шествия утрачивают креативную энергию, перестают быть гражданским праздником, выступления ораторов со сцены малосодержательны, их лозунги не способны увлечь большие социальные группы. Откуда такие ощущения?

Илья Файбисович: Пришли на митинг как на работу. Это, с одной стороны, хорошо, а с другой – плохо. У меня было ощущение, что это какая-то глубоко необязательная акция. Когда мы выходили в декабре, и в феврале, и в марте, кажется, было ощущение, что это такая вещь, на которую нельзя не пойти. А сейчас было ощущение, что можно не пойти. Мы шли от Пушкинской площади до проспекта Академика Сахарова как-то целеустремленно, быстро, не празднично и не торжественно, как в прошлые разы. И очень уныло было на сцене, если честно. 8 месяцев спустя ничего содержательного со сцены не слышно. Я все равно буду продолжать ходить, но мне грустно.

– Ключевое слово в ваших рассуждениях – «содержательность». Откуда взять эту содержательность, как вы думаете?

Илья Файбисович: Мы находимся в странной ситуации. Невозможно на трибуне митинга обсуждать серьезную повестку дня, невозможно с трибуны митинга описывать очертания будущей реформы образования, здравоохранения и армии – это все-таки немножко не то место. С другой стороны, нет публичной конкурентной политики, нет открытых выборов – не против соседнего политического активиста, а против Путина или кого бы то ни было еще, – где такие дебаты действительно были бы интересны. Вот и получается: глупо выходить с содержательными речами на митинге, но не выходить с ними – тоже будет как-то тускло. Возможно, это не проблема лидеров оппозиции, а проблема ситуации, в которой мы находимся.

– Всплеск протестного движения был вызван вопиющей несправедливостью выборов. Как мне кажется, российское общество приспособилось терпеть какой-то определенный уровень несправедливости, попрания гражданских прав. Минувшие зима и весна показали, что этот уровень был превышен. Вышли на площадь десятки тысяч людей. Сейчас все вернулось на круги своя. Может быть, именно поэтому нет ни огонька, ни креативных идей, нет того самого содержания, о котором вы говорите?

Илья Файбисович: Не кажется мне так. Потому что, помимо всего прочего, был, например, процесс над Pussy Riot, который, несомненно, опять превысил этот порог – для значительной части населения. Нельзя сказать, что все вернулось на круги своя. Потому что сейчас на митинг выходит не Эдуард Лимонов и 100 отмороженных его активистов. Мне кажется, что сейчас нужно вести речь об организации этих людей, чтобы зафиксировать тот факт, что эти люди опять пришли (или, возможно, какие-то немножко другие люди), предлагать им какую-то форму объединения, какую-то форму действий. В движении протеста образовались несколько идейных направлений, самым непримиримым из которых оказалось леворадикальное. Левые силы в последние месяцы были заметнее и ярче других представлены на массовых мероприятиях.

Репрессивные усилия российской власти к концу года оказались сконцентрированы в основном на лидерах и активистах движения «Левый фронт». Случайность ли это? Какова идейная направленность тех политических сил, которые в современной России способны наиболее точно артикулировать общественные настроения? 24 октября о говорил об этом с петербургским историком и публицистом, шеф-редактором движения «Неприкосновенный запас» Ильей Калининым.

– Почему все-таки левый фронт, а не правый?

Илья Калинин: Возможные политические альтернативы будущего развития России, с моей точки зрения, лежат именно в левой части идейного спектра. Либерализация России, как мне кажется, возможна скорее благодаря широкому социальному движению, объединенному вокруг защиты прав трудящихся, наемных работников, нежели благодаря постепенному росту среднего класса как социальной базы либерализма. Либеральная оппозиция указывает на авторитарность власти, коррумпированность, неэффективность административного аппарата, отсутствие политической конкуренции или социальных лифтов. То есть речь идет не столько о критике политэкономических основ системы, сколько принципов, по которым она работает, особенно о том, что эта система имеет закрытый характер с точки зрения либеральной оппозиции. Вот элита-де «закапсулировалась» и сопротивляется внешним попыткам перемен, а наличие политической конкуренции должно повысить ее эффективность.

При такой повестке дня нет ничего удивительного, что эти требования не встречают большой поддержки, поскольку они далеко не всем россиянам близки. Это, так сказать, терзания креативного класса, представителям которого власть мешает творчески реализоваться. Критика, идущая со стороны левых сил, мне кажется, намного фундаментальнее, она потенциально способна найти отклик у более широких слоев общества. Проблема, правда, в том, что пока это наименее политически активная часть общества, причем наиболее подверженная пропагандистским манипуляциям.

Елена Фанайлова: 

Бесплотный мир подступил к глазам.

Козырный свет распирает грудь.

Я не хочу умирать

И не умею заснуть.

Мое лицо на другом конце

Света, на мониторах друзей.

Дактилоскопический эксперимент.

Но что ментам в моем восточном лице?

Прекрасней шахидки по ТВЦ.

Два года пишут хороший альбом

Из половины хитов.

Талантом, терпением и трудом

Ты не разжалобишь ментов.

Я Як-истребитель и мессершмит

С девизом «повеселись»,

И тот, который во мне сидит,

Среди остальных вилисс.

2012 год показал, как непросто устроены межнациональные отношения в государстве российском. Тема русского национализма оставалась одной из самых актуальных. Не стала проще жизнь в России трудовых мигрантов с юга и востока. Уголовные дела по поводу массовых драк, вероятнее всего, возникавших на национальной почве, заводятся едва ли не каждый месяц, и вот яркие примеры: в поселке Демьяново Кировской области, где старосельцам не понравились бизнес-инициативы новой кавказской диаспоры; в Петербурге, где столкнулись футбольные фанаты «Зенита» и махачкалинского «Анжи». Различные общественные процессы, прямо, может быть, и не связанные между собой (скажем, история с участницами группы Pussy Riot или инициатива властей Краснодарского края и других регионов России о формировании казачьих дружин для установления межнационального согласия), привели к актуализации дискуссии о традиционном православии как главной устойчивой форме бытования русского общества. В этой дискуссии 23 августа я попросил поучаствовать московского этнолога и политолога Эмиля Паина.

Эмиль Паин: В 90-е годы были так называемые вертикальные конфликты – конфликты суверенизации. Речь шла о борьбе этнических меньшинств не столько с большинством, сколько с властью, за суверенитет. Тут сколько угодно примеров, и они разнотипные: за полный суверенитет, как Чечня, или за усиление автономии, как в Татарстане, или за создание каких-то автономных образований... К концу 90-х этот тип конфликтов затих по целому ряду причин: исчерпалась инерция распада, мобилизационные ресурсы. Местные власти, которые использовали этот ресурс, перестали быть в нем заинтересованы. Раньше они с его помощью пугали федеральную власть, а потом выяснили, что никакого другого конкурента, кроме национальных движений внутри республик, у них нет, и им стало выгоднее демонстрировать лояльность Москве. И вместо парада суверенитетов начала 90-х начался парад лояльности начала 2000-х.

Вместе с тем начался новый этап – так называемые горизонтальные конфликты: субъектом доминирующей активности в конце 90-х – начале 2000-х стали не меньшинства, а русские национальные движения. На это накладывались и социальные процессы. Так всегда бывает в постимперских обществах, в странах, в которых не сложились гражданские нации, гражданские институты, каналы политической активности, некая активность так или иначе выражается в формах, которую ученые называют этнической или религиозной идентичностью, – они, кстати, взаимозаменяемые, переходящие друг в друга.

– Есть разные научные работы, в которых говорится, что в силу разных причин в имперский период развития Российской империи и Советского Союза это национальное государство не было сформировано. И сейчас те явления, о которых вы говорите, отчасти могут быть связаны и с тем, что как раз и формируется российское национальное государство. Как вы относитесь к этому тезису?

Эмиль Паин: Не сложилось гражданское национальное государство, относительно определения которого многие спорят. Я бы сформулировал это так: когда граждане осознают, что они и есть источник власти. В России происходит дезинтеграция, атомизация: сегодня огромное количество разнообразных групп – этнических, религиозных, социальных, политических – выражают недовольство сложившимся положением, но не объединяются. Даже те формы объединения, которые мы видели на Болотной площади, оказались временными, потому что людей, которые были объединены, в действительности разделяют глубочайшие противоречия, и любые внешние события легко проявляют эти противоречия, будь то отношение к проблемам Сирии или Pussy Riot. Все это по-разному воспринимается националистами, монархистами, анархистами, либералами и, конечно же, представителями этнического большинства и этнических меньшинств.

Власть хочет упорядочить ситуацию, стабилизировать, опираясь на те институты, которые в свое время обеспечивали такую стабилизацию: и Духовное управление мусульман, и Священный синод. В России вместо имперского Синода появилось Управление по делам религий при Совете министров. И сегодня мы видим попытки опереться на эти вертикальные структуры в религиозном мире, опереться на вертикаль, на назначаемых или квазивыбираемых руководителей национальных сообществ. Однако эта ситуация абсолютно контрпродуктивна, она вызывает радикализацию, порождает как православный, так и исламский фундаментализм. Лозунги вроде «Россия для русских», или «Россия для православных», или «Россия – православная страна с меньшинствами» очень часто произносят иерархи Русской Православной церкви. Что не может не вызывать ответного движения среди исламских народов. И в этой ситуации вновь оживают уже забытые с 90-х годов разговоры о России как об оккупанте.

Елена Фанайлова: 

Я не умею с Б-гом разговаривать.

Свои талоны скорби отоваривать.

Я ужаса смертельного полна,

Когда Он, морщась, смотрит из окна

Небеснаго на тяготы земные,

Не в силах осознать, ну, как там остальные,

На муки плоти, снежный хруст костей,

Сюжеты из последних новостей.

Я не готова к разговору этому.

Уж лучше я к мошеннику отпетому,

Обманщику, завзятому лжецу,

Его погибшему, но милому лицу –

Мол, офицер, мол, угостите даму сигаретою,

И мы немедленно идем к венцу,

Свинцовому и верному концу.

Какой утраченною чувства мерою,

Какой абсурдной, безразмерной верою,

Какой чумою, язвою, холерою

Истцу необходимо обладать,

Какой невозвратимою химерою,

Чтоб на груди у боженьки рыдать,

Как посреди пустыни, океана, прерии.

Как ныне цинику, а в прошлом жителю империи,

Мне недоступна эта благодать.

2012 год по понятным естественным причинам не обошелся без потерь. Ушли из жизни знаменитые и великие: музыканты Дэйв Брубек и Рави Шанкар, архитектор Оскар Нимейер и аниматор Федор Хитрук, певицы Галина Вишневская, Донна Саммер и Уитни Хьюстон, актеры Богдан Ступка, Сильвия Кристель и Александр Пороховщиков, поэты Аркадий Драгомощенко, Вислава Шимборская и Асар Эппель, режиссеры Петр Фоменко и Тео Ангелопулос, ученый Сергей Капица, космонавт Нил Армстронг, писатели Гор Видал, Рэй Брэдбери и Йозеф Шкворецкий, философ Роже Гароди, спортсмен Теофило Стивенсон, политики Марина Салье и Ицхак Шамир, журналист Марк Дейч, стилист Видал Сассун, сценарист Тонино Гуэрра – упоминаю, конечно, не всех. 19 ноября скончался Борис Стругацкий. Ровно три года назад мне удалось уговорить Бориса Натановича дать большое интервью для итоговой новогодней программы ВС. Вместе с ним в записи принимала участие Мария Галина, известный автор-фантаст, лауреат премии «Странник». Мы снова беседуем о братьях Стругацких:

Мария Галина: Мне кажется, что братья Стругацкие не то что определили рамки научно-фантастического жанра, они просто создали этот жанр, подняли из руин, в которых фантастика оказалась после того, как в 1930-е годы ее просто разнесла по кирпичику идеология. Конечно, и помимо Стругацких были очень хорошие, замечательные писатели, но Стругацкие были вершиной. А знаете, как бывает с вершинами: величина видна, когда мы отступаем все дальше и дальше, и все остальные делаются… ну, деревьями, холмами. Стругацкие, думаю, останутся вершиной навсегда. Все, кто работает в жанре фантастики, – их ученики; либо потому, что подражали им, либо потому, что оппонировали им, отталкивались от Стругацких. Нельзя было писать, не держа в голове опыт этих авторов, их текстов – либо противопоставляя себя им, споря с ними, либо, наоборот, подражая.

– Три года назад мы с вами говорили с Борисом Стругацким о движении от модели мира, в котором хотелось бы жить, к модели мира, в котором не хотелось бы жить. Это – один из главных векторов творчества и Бориса и Аркадия Стругацких. Вам близок этот вектор?

Мария Галина: Мне кажется, что Стругацкие, как вообще любые хорошие писатели, – барометры, диагносты. Ощущение того, что настроение человечества меняется, что вектор ожидания меняется, четко было уловлено именно Стругацкими. Конечно, сейчас эпоха разочарования – как ни странно, при огромных достижениях науки. Наука не дала того, что, как казалось людям в середине ХХ века, она могла и должна была дать. Даже не благоденствия, а неких надежд, новых горизонтов. Это ощущение усталости и разочарования отслеживалось самыми чуткими авторами – Стругацкие, конечно, были среди них. Насколько мне это близко? К сожалению, близко. Видимо, общество устало, что-то очень тревожное носится в воздухе.

Елена Фанайлова. Осень патриарха

Господь и Бог мой, Ты видишь: это декабрь, тюрьма.

Те, кого я люблю, в одночасье сошли с ума.

И как в блокаду в столице пустые стоят дома.

У храма ХС стоит большая толпа.

Я хочу записаться в УПА.

Куда Ты дел любовь Свою, спрятал в подол?

Да нет, висишь над Москвой распятый, вроде всем далеко видать.

Она говорит что меня любит но мочит в упор с носка

Она говорит что он ее любит но он ей никто, тоска.

Он говорит что меня любит но моя любовь ему не нужна.

Этого ли Ты хотел, мой Господин, когда ночь нежна?

Я, мелкая вошь, сосущая кровь Твоих ран –

Не ставь между нами экран.

Я вошь на Твоем плаще

Я плащ для Тебя вообще

Который Ты попрал ногами

Как бесприданница в грязи

Провинциальных моногамий.

Потом встает и говорит: вези.

Я, нежная ложь, для всех наркотик и сон

Не давай мне вставать с колен

Не давай мне надеяться

Быть одной среди нас

Самое важное в мире –

Сердце моего братца

Сердце моей сестрицы

Хотя она бывала неласкова

И он бывал отвратителен

Не тому нас учили наши родители

Маршируя у Мавзолея с пробитой косткою

И фотомодель Паулина Прохазкова,

Ускользающая красота Твоего присутствия

Панк-молебен «Богородица, Путина прогони!» группы Pussy Riot еще больше обострил отношения власти и гражданского общества. Власть в этом конфликте выступала на стороне руководства Русской православной церкви, как многократно подчеркивалось независимыми экспертами, отвечая взаимностью за услуги Кремлю патриарха Кирилла и его клира. 25 сентября я беседую с петербургским историком Даниилом Коцюбинским.

Даниил Коцюбинский: Православная церковь – один из расторопных и безотказных порученцев авторитарной российской власти, с некоторым перерывом на советский период, когда место православной идеологии заняла коммунистическая идеология. Но даже здесь, начиная со времен Второй мировой войны, православная церковь – в ситуации, когда она была формально и фактически гонимой, – все равно присягала на лояльность режиму. Коль скоро в обществе нарастают оппозиционные настроения в отношении власти, эти настроения автоматически перекидываются и на церковь. После того как коммунистическая идеология ушла в прошлое, а на ее место худо-бедно, хотя не в полном объеме, но пытается водрузиться православная идеология.

– Вы прямо связываете всплеск дискуссии о роли церкви в обществе с развитием политического процесса в России?

Даниил Коцюбинский: Да, разумеется. Церковь приобрела функцию политического помощника и адвоката авторитарной кремлевской власти, и в этом качестве испытывает давление со стороны той части общества, которая не нравится власти. Это первая часть проблемы. Вторая заключается в том, что традиционно в России оппозиция, еще с эпохи Средневековья, приобретает квазирелигиозный оттенок, потому что политической программы у российской оппозиции - у тех, кто недоволен существующим положением вещей - не было вплоть до XIX века.

– Но что-то в деятельности российской оппозиции не видно сколько-нибудь заметного религиозного, даже квазирелигиозного компонента…

Даниил Коцюбинский: Квазирелигиозный компонент – это культ и антикульт Pussy Riot. Это вариант такого постмодернистского протестантизма, если хотите, городской протест против церковной иерархии. Это все на грани карнавала, на грани коммерческого мероприятия. Причина заключается в том, что Россия – страна, которую либеральная идея объединить не может по той простой причине, что либеральная идеология Россию как государство разрушает. Эпоха перестройки это наглядным образом подтвердила. Как только лозунг «Дайте политическую свободу» овладевает и значительной частью элит, и значительной частью общества, происходит распад государства, потому что государство в России по своей структуре антилиберальное.

Поддержанная и всемирно известными рок-группами и поп-исполнителями, от Мадонны до Стинга, и петербургским художником, зашившим себе рот в знак протеста против репрессий в адрес Pussy Riot, и распятой на кресте в знак мучений российской демократии девушкой, акция «кощунниц» сама породила новые смыслы – политические и художественные. Об этом – беседа с московским культурологом Яном Левченко.

– Акция Pussy Riot фактически вылупилась из акций группы «Война». Можно ли сказать, что этот процесс освоения современными художниками или художниками-акционистами общественно-политического пространства идет по нарастающей в России? Или это просто не более чем стечение обстоятельств?

Ян Левченко: Ну, конечно, это не стечение обстоятельств. Мне кажется, что Россия включается в глобальный тренд. Журнал «Тайм» представил недавно картографию протестных движений в мире: там наглядно видно, что этот процесс нарастает и в нем принимают участие не только художники, а все больше и больше недовольных. Результатом становится своеобразная вирулентность процесса, когда все заражают друг друга, и волна поднимается все выше и выше. На Берлинской биеннале этого года группа «Война», в общем-то, ничего не сделала. Но по признанию куратора, само присутствие «Войны» было очень важным для биеннале – не важно, делала она там что-то или нет. В этом смысле, конечно, «Война», на самом деле может уже ничего не делать: о ней уже снимают фильмы – и это важнее, чем она сама.

– Власть во всех этих случаях выполняет охранительную функцию, которая сама по себе гарантирует, что это протестное движение будет продолжено. В таком случае у этого процесса может быть какое-то качественное изменение? Или он будет тонкой цепью псевдо- или действительно художественных акций?

Ян Левченко: Это зависит от массы привнесенных обстоятельств. Вот в свое время модно было говорить о поражении революции 1968 года – это неправда: мир после нее стал прозрачнее, Европа стала прислушиваться к слабым и так далее. Если этого не будет, то мы можем получить цепочку революций, которые будут обслуживаться художниками на первом этапе победы или войны, потому что любая революция сопровождается войной, а затем этих художников будут точно так же перемалывать и отбрасывать, как это было в свое время и в советской России, и в гитлеровском Третьем рейхе: и там, и там можно говорить об эстетизации политики, о сближении политики и искусства.

– Мы наблюдаем интернационализацию истории Pussy Riot или группы «Война»: в их поддержку выступают знакомые фигуры в мире шоу-бизнеса, массовой культуры. Художник Бэнкси заступался за группу «Война», несколько знаменитых рок-групп выступают в поддержку Pussy Riot. В то же время волна общественных протестов в России – быть может, значительно более важная политически – была принята за границами РФ достаточно спокойно, только теми людьми, которые профессионально связаны с осознанием этой реальности: политики, правозащитники, журналисты – и все. Почему именно вот это провокативное искусство смогло значительно больше рассказать широкой международной аудитории о том, что происходит в России?

Ян Левченко: Язык искусства чаще всего все-таки язык международный, это некая кодовая система, которая может афористически, отказываясь от необходимых подробностей, деталей и, самое главное, от национального языка, рассказать об общих проблемах и нащупать общие болевые точки. Рок-музыку в Советском Союзе слушали, не понимая не слова по-английски, и она символизировала несогласие с властью. С помощью языка искусства гораздо проще рассказать о чем-то и найти общее – и таким образом объединить некоторые общественные страты. Другое дело, что к этому языку довольно редко обращаются собственно те, кто берет на себя миссию объединения, а именно политики.

8 августа. Беседа с врачом и писателем Максимом Осиповым.

Максим Осипов: Мыслящий воцерковленный человек – он на то и мыслящий, чтобы поступать по совести, по вере, а не получать готовые рецепты. Поэтому в деле Pussy Riot нужно говорить о реакции верхушки церковной иерархии и вовсе не о Церкви с большой буквы. Ведь, согласно православной вере, глава церкви – это Христос, и он, верю, был бы на стороне девушек. Блаженны изгнанные правды ради – так сказано. А не блаженны – изгоняющие правды ради. Вот иерархи изгоняют правды ради, так как они эту правду понимают.

То, что в храме Христа Спасителя было произнесено – не столько художественная акция, сколько молитва. И у меня возникло это понимание, совсем недавно. Молитва отличается от художества тем, что девушки на самом деле попросили Богородицу: Путина прогони, а не изобразили прошение. И вообще, их поступок приобрел совершенно другое значение после того, как их посадили. Поначалу это было нечто нелепое, сильно отличающееся от общепринятого поведения в церкви.

Судебный процесс над Pussy Riot имеет важное символическое значение: в нем - соединение церковного, политического, социального, чего угодно. Все это вместе вызвало невероятный резонанс. С точки зрения того, что этот процесс может дать для будущего. У нас сейчас пока что людей, для которых важна справедливость – неважно, верующие они или атеисты, – очень мало. Многие говорят о милосердии, но милосердие тут ни при чем: они не совершали преступления. Их надо по справедливости отпустить.

Из хроники событий 2012 года:

13 января у берегов Италии потерпел крушение круизный лайнер «Коста Конкордия».

4 марта Владимир Путин избран президентом России на третий срок.

6 мая во время акции гражданского протеста накануне инаугурации ВВП на Болотной площади произошли столкновения демонстрантов с полицией.

30 июня вступил в должность президента Египта Мохаммед Мурси.

27 июля в Лондоне открылись 30-е летние Олимпийские игры.

6 августа косморобот «Куриосити» совершил посадку на Марс.

17 августа три участницы группы Pussy Riot приговорены к двум годам лишения свободы каждая.

1 октября на парламентских выборах в Грузии победу одержала оппозиционная коалиция «Грузинская мечта».

6 ноября Барак Обама переизбран на пост президента США.

14 декабря в Китае открыта самая протяженная в мире скоростная железнодорожная магистраль.

14 декабря президент США утвердил так называемый «Акт Сергея Магнитского», закон о санкциях в отношении российских чиновников, нарушающих права человека.

14 августа на ту же тему я беседовал с российским правозащитником и диссидентом советских времен Владимиром Буковским. В 1976 году он, осужденный по статьям за антисоветскую деятельность, был обменян на чилийского политзаключенного Луиса Корвалана – после активной международной общественной кампании протеста.

– Есть ли какие-то шансы, что международное давление скорректирует позицию российских властей в деле Pussy Riot?

Владимир Буковский: Они ведь люди очень малограмотные, в пиаре особенно, это всегда было слабым местом Кремля. Они устраивают такие вещи, которые вызывают максимально негативную реакцию, совершенно не думая, не пытаясь ее минимизировать. И сейчас им непонятно происходящее. Кто-то из них заявил: «А кто такая Мадонна? Шлюха какая-то...» Мадонна может быть какой угодно, я не ее поклонник, но за этим стоят десятки и сотни миллионов людей, которые слышат, что эти звезды говорят, и следуют, в общем, довольно слепо их оценкам. То есть вред, который они себе причинили сейчас этим несчастным процессом, огромен, он совершенно непропорционален тому, что произошло.

– Много лет назад и ваша судьба оказалась связана с попыткой международного воздействия на политику Кремля. Вы какие-то параллели можете провести?

Владимир Буковский: Параллели очень поверхностные, конечно. В моем случае заступались, например, Том Стоппард и Айрис Мердок, это были немножко другие люди. Даже Набоков что-то сказал, по-моему. Но механизм тот же самый – механизм общественного недовольства, давления. И это меняет атмосферу в мире, это ужесточает позицию других стран по отношению к Советскому Союзу, а теперь к России.

Но разницы больше, чем сходства. Мы, например, вели кампанию против карательной психиатрии. Это было достаточно серьезное дело. А здесь, скорее, на уровне шутки, прикола. И то, что власть так всерьез это восприняла, показывает, насколько она слилась с этой самой коррумпированной церковью, насколько это одно и то же теперь – Кремль и церковь. Я почему-то вспомнил «Трех мушкетеров», слова Атоса, адресованные миледи: «С каких это пор, мадам, стало возможно оскорбить вас?» Вот это примерно то же самое, что можно сказать церкви. Как можно ее оскорбить? Особенность нынешнего кремлевского режима в том, что он наступает на те же самые грабли, на которые наступал Кремль при Андропове, при Брежневе, при Горбачеве. Это поразительно. Казалось бы, такой богатый опыт, они проиграли целую страну в результате, казалось бы, сядь и анализируй, пойми, в чем дело, где ты ошибся... Ничего подобного! Они кем были, теми и остались, тащить и не пущать – вот все, что они умеют.

Замысловатым образом частный, в общем-то, судебный процесс над участницами Pussy Riot по смехотворным обвинениям оказался тесно связанным и с текущей российской политикой, и с динамикой развития протестного движения.

16 августа. Режиссер театра и кино Владимир Мирзоев говорит о политике, нравственности и деле Pussy Riot.

Владимир Мирзоев: Система обваливается. Безумие, которое творится на этом процессе, иногда сравнивается с кафкианским процессом, с произведениями Кафки, и это очень точное сравнение. Для меня понятно, что система перестала принимать адекватные решения. Период неустойчивого равновесия системы закончился, она просто рассыпается.

– И ждет ее ужасный конец…

Владимир Мирзоев: Почему? Я думаю, что это не конец света, это конец тьмы. Ужасный конец я отнюдь не предрекаю, просто должна произойти санация политической сцены, санация самых разных учреждений, институтов, которые последние 15 лет были просто рассыпаны, развалены, уничтожены: от суда до парламента, до свободной прессы и так далее. Нельзя бесконечно уничтожать институты безнаказанно. Государство, которое занимается самоубийством, – это не государство.

– Мне кажется, что Кремль действует так, как действует, как раз потому, что он достаточно уверен в своей силе.

Владимир Мирзоев: Господь, когда хочет наказать, лишает людей разума. Поэтому, наверное, они уверены в своей силе, им кажется, что они действуют правильно. А на мой взгляд, это самоубийственное поведение и действия, которые приводят к окончательному уничтожению государства.

– Вы видите те силы в российском обществе, которые способны и готовы были бы провести эту санацию?

Владимир Мирзоев: Я вижу очень много разумных людей. Они объединены пониманием происходящего, а это уже немало.

Елена Фанайлова: 

Близнечный миф. Кузнечный цех.

Не отделяй меня от всех

Как в стаде белую овцу

Явленье черному отцу

Не отвращай меня от них,

От честолюбцев и вруних

Пленительных пустых,

От мертвецов и остальных

Блистательных лжецов

Я никогда не изменюсь

Как глупый пес и страстный лис,

Но сообщи мне общий вкус

Хотя б предательства до слез,

Please

Яви мне знак, в конце концов,

Пошли мне месседж для тупых

Я что ли хуже остальных

И девок и мальцов?

И я такой же псих

Автоматический отсев

И алюминиевый снег

И синий свет под дых

Лжебитва под Березиной. 24 ноября

​​Весь минувший год в России не спадал накал юбилейной кампании, связанной с двухсотлетием победы в Отечественной войне 1812 года. Премьер-министр Дмитрий Медведев торжественно открыл заново после небольшого ремонта Триумфальную арку в Москве, учрежден – на базе старых экспонатов – Музей войны 1812 года, под юбилейными лозунгами прошла Международная книжная выставка-ярмарка, главными наградами которой отмечены глянцевые альбомы и тома о двухсотлетии победы. Однако общественной дискуссии об уроках и значении войны с Наполеоном не наблюдается, заметил, беседуя со мной о днях Бородина, петербургский историк, соредактор журнала «Знамя» Яков Гордин: потому что войну в России принято вспоминать как триумф, а не как трагедию.

Яков Гордин: Это наша обычная, к сожалению, традиция – лозунг «Гром победы, раздавайся». Действительно великая война, действительно великая победа. При этом как-то забывается то, о чем надо помнить и о чем говорят иногда применительно к Великой Отечественной войне: цена победы, что это была за война, какого гигантского напряжения сил потребовала она от русской армии, какие жертвы были принесены для того, чтобы избавиться от французского нашествия. Обычно люди не очень хорошо представляют себе, что это было за событие, каких жертв стоило русской армии остановить хотя бы на время наполеоновскую армаду, какой самоотверженностью отличились и те, и другие. Жертвенно-трагический аспект войны 1812 года совершенно уходит. Очевидно, в представлении большинства наших граждан это было нечто победоносное.

– Когда речь идет о событиях давно минувших дней, от которых мы отделены отсутствием личной семейной памяти, – в отличие все-таки от сохраняющейся памяти о Второй мировой, о Великой Отечественной войне, – происходит некая романтизация того, что случилось. Некое ироническое отношение в связи с этими военно-историческими битвами – демонстрация фильма «Гусарская баллада», анекдоты про поручика Ржевского. Мне кажется, что празднование юбилея как раз закрепляет именно эту традицию, а вот разговора о том импульсе, который русское общество получило в результате похода русской армии в Париж и ее возвращения, кажется, нет. Почему так происходит?

Яков Гордин: Совершенно справедливо. Действительно, русское общество (и дворянство, и крестьянство) получило мощный импульс, который изменил – во всяком случае, на время – самоощущение, самооценку. Солдаты и офицеры – особенно молодые офицеры – вернулись с ощущением совершенного подвига. Ждали, как и русское крестьянство, воздаяния за этот подвиг. И, конечно, страшной ошибкой власти было то, что это абсолютно не было учтено, ничто не изменилось и даже наоборот. Как Сталин в послевоенные годы стал искоренять ощущение победителей, так и, к сожалению, русская верховная власть поступила после 1813–1814 годов... И Александр, который занялся международными геополитическими делами, и его окружение не учли того, что наступил замечательный момент, когда нужно опереться на общество, ощутившее себя в значительной степени свободным. Общество, которое оказалось способным на подвиг. Вот и сегодня об этом тоже, к сожалению, забывают. А это очень важно.

Елена Фанайлова: 

Сквозь этот радиоджаз и золу

Чрез этот печальный треск

На лампу, направленную в углу

На жителя этих мест

Лети же, психея, едва дыша,

Крылышки сожига,

Лапки мохнатые не сложа,

Моя дорогая парша.

Какую-то музыку насвистит

Твой друг в европейском сне,

И твой второй в ледяной степи

Вслепую поймает свет.

И местные скажут: засел в запой.

Закрой ему окна крестом,

Залепи ему уши и зоб, Одиссей,

Остались одни глаза.

Сама ему, душенька, что-то спой,

А мы его отвезем.

В завершение вернемся к тому, с чего начали, – к ключевой общественной парадигме России-2012: отношениям общества и власти. 25 августа моим собеседником в эфире РС был социолог, директор «Левада-центра» Лев Гудков.

Лев Гудков: Мы отслеживаем отношение россиян к власти, к первым лицам государства, эмоциональные оценки деятельности и, соответственно, структуру этого отношения. Те изменения, которые мы отмечаем в наших последних опросах, подтверждают тренд медленного, но очень устойчивого падения поддержки и доверия к Путину. Падение началось примерно с осени 2008 года, когда оно было на пике, и с некоторыми колебаниями продолжается все последние годы. Падение это связано с тем, что значительная часть людей встревожена перспективой сохранения консервативно-авторитарного режима еще на неопределенный срок и осознает те проблемы, которые связаны с общественной стагнацией и усилением репрессивного характера режима. Логика совершенно понятная. Содержание власти требует подавления оппозиции, усиления беззакония и административного произвола. Тут важно не само снижение, сколько устойчивость этого тренда, необратимость его.

Основа отношения к Путину – безразличное, дистанцированное, безальтернативное отношение к носителю власти. Ядро поддержки Путина пока стабильно. Оно может расколоться только в ситуации резкого обострения экономической и социальной ситуации в стране, когда обозначатся разные реакции руководства страны. Пока это довольно консервативная, малоинформированная, очень ущемленная, очень догматически мыслящая, очень агрессивно реагирующая на выступления, подобные Pussy Riot, социальная группа. Когда-то это было названо соборным холопством из государственно зависимых людей. События, подобные акции Pussy Riot, и то, что за ней последовало, предпочтения большинства россиян пока не изменят. Но в перспективе будет эрозия. Скорее всего, движение будет разнонаправленное: с одной стороны, будут усиливаться реакционные и консервативно-фундаменталистские настроения. С другой стороны, будет размываться середина, какая-то часть большинства будет присоединяться к протестующим группам. К гражданскому противостоянию, по крайней мере в ближайшие 3–4 года, это не приведет. Ничто на это не указывает. А поляризация, я думаю, будет усиливаться.

Елена Фанайлова. Новогоднее

Дорогие россияне!

Дорогие друзья!

Украинский сантехник

Грузинский водитель

Молдавский строитель

Азербайджанский торговец

Белорусский правозащитник

Цыганский барон

Настоящий полковник

Армянин-адвокат

Армянин-хирург

Армянин-антрополог

Узбекский поэт

Казахский писатель

Киргизский писатель

Русский философ

Мераб Мамардашвили

Елена Фанайлова, поэт и гражданин

​​Саратовский журналист

Воронежский бомж

Кемеровский шахтер

Кемеровский актер

Новосибирский бизнесмен

Калининградский наркоман

Калининградский судостроитель

Калининградский военный

Отставники из Прибалтики

Чукчи и эвенки

Еврей-математик

Еврей-продюсер

Татарин-продюсер

Продюсер из Дагестана

Арт-директор из Кишинева

Радиоведущая – горячая финская девушка

Литовец-режиссер

Грузин – хозяин ресторана

Таджикский журналист

Туркменский журналист

Русская журналистка

Мои товарищи

Мертвые и живые

Питерский музыкант

Питерский искусствовед

Питерский художник

Питерский кинокритик

Все питерские поэты

Пианистка-красавица

Все московские поэты

Все московские и провинциальные доктора

Особенно детская хирургия

Тамбовский волк

Ростовский вор

Ростовский поэт

Волгоградский врач

Сталинградский воин

[. . . ]

И мэр Москвы

И хозяин Кремля

И Ходорковский

И глава Минобороны

И глава Минюста

И тот, кто отвечает за нашу безопасность

[…]

Матросская Тишина

Владимирский централ

Саратовская тюрьма

Красная и черная зоны

Сибирские тюрьмы и пересылки

И норильский никель

Омск-Томск

Омск-Томск

Москва-Чита-Челябинск

Казань златоглавая

Далекий Владивосток

Сахалин и Курилы

Вологодские кружевницы

Ивановские ткачихи

Библиотекарши и учительницы младших классов

В школах для ЗПР

Женщины-матери

Женщины-дочери

Женщины-бабушки

Женщины-парашютистки

Белые колготки

Плечевые и шалашовки

И просто женщины

Нянечки, медсестры и санитарки

Мелкие спиногрызы

И мелкие, спящие пока в животах

И старики, спящие в своей ментальной тьме

Труженики гламура

Герои тусовки

Продажная пресса

Оборотни в погонах

Чеченские террористы

Мастера культуры

Кочегары и плотники

Рабочие и колхозницы

Либералы и консерваторы

Фашисты и антифашисты

Буддисты, мусульмане

Православные и католики

Сатанисты и поклонники культа вуду

Футбольные фанаты

Подмосковные менты

И провинциальные менты

И бомжики всей страны

И солдатики всей страны

[…]

Олигархи в изгнании

Олигархи при деле

Обманутые вкладчики

Пролетарии всех стран

И мои сослуживцы

И рокеры-металлисты

Так, надо сдерживаться

Редакционные площади ограниченны

[…]

С Новым годом!

---

Теги: Гражданское общество, Культура, Личности

В начало страницы