«Сейчас можно сотни раз повторять и немало современников тех событий повторяют: «Как ловко нас всех обманули!» ...Я для себя этого оправдания не приемлю. Нас обманули потому, что мы хотели быть обманутыми. Мы так верили в коммунизм и нам так хотелось в него поскорее протиснуться...».
Недавно, 16 октября 1997 года исполнилось 90 лет со дня рождения одного из самых замечательных людей нашего века — Петра Григорьевича Григоренко1. Поборник прав человека, обладавший, наряду со многими дарованиями и достоинствами, мужеством воина и мужеством гражданина, преодолев к шестидесяти годам завороженность коммунистической (большевистской) идеологией, он обрел еще более редкое человеческое качество — интеллектуальную честность. «Опасный для (советского) общества сумасшедший», а по нормам свободного мира — душевно здоровый человек.
ГРИГОРЕНКО Петр Григорьевич родился в селе Борисовка (Приморский район, Запорожская область, Украина) в крестьянской семье. В три года он лишился матери; ему было семь, когда отца забрали на войну. Рабочий, студент, инженер-строитель, офицер Советской армии; с 1943 — участник Великой Отечественной войны: командир дивизии. С осени 1945 и до конца 1961 — Военная академия им. М. В. Фрунзе: старший преподаватель кафедры общей тактики, начальник научно-исследовательского отдела, с 1959 — заведующий кафедрой военной кибернетики в звании генерал-майора. Автор около ста научных работ по тактике и стратегии военных действий. В конце 1961 уволен из академии. С января 1962 по сентябрь 1964 — начальник оперативного отдела штаба 5-й армии Дальневосточного военного округа. «Исключен из списков офицерского состава Вооруженных Сил СССР, как дискредитировавший себя и недостойный в связи с этим звания генерала. Приказ ГУК-о59 от 7.09.1964 года». С 1964 подвергался репрессиям по политическим мотивам.
Петр Григоренко пережил кардинальное изменение своего мировоззрения, своих идеалов и своего самосознания. Убежденный, непоколебимый коммунист-энтузиаст, сталинист, — постепенно (после XX съезда КПСС) начал осознавать несостоятельность идеолога большевизма Ленина, преступность режима, созданного Лениным и Сталиным, порочность советской социалистической системы. Стал активным и самоотверженным защитником прав человека. Возвратился к ценностям христианства.
С середины 60-х годов Петр Григоренко — деятельный участник в правозащитном движении; его статьи широко распространялись в самиздате, у него появилось множество друзей диссидентов, число которых быстро росло. Он поддерживал крымских татар в их борьбе за возвращение на родину2. В мае 1969, когда приехал в Ташкент, чтобы выступить в суде в защиту активистов крымско-татарского движения, был арестован; признан невменяемым3, помещен в спецпсихбольницу в г. Черняховске, где содержался сорок месяцев; освобожден осенью 1974. В защиту Петра Григоренко выступали правозащитники в СССР4, а также общественные и политические деятели за рубежом, авторитетные психиатры и психиатрические ассоциации. Информацию о его состоянии постоянно предоставляла его жена и единомышленница Зинаида Михайловна.
После освобождения Петр Григорьевич — вновь участник правозащитного движения; в мае 1976 стал одним из девяти членов — основателей первой в мире Хельсинкской группы5, с декабря 1976 — член — основатель Хельсинкской группы на Украине (руководитель — друг Петра Григоренко, писатель Микола Руденко), с января 1977 — входил в только что созданную Рабочую комиссию по борьбе с злоупотреблениями психиатрией в политических целях. Осенью 1977 Петр Григорьевич выехал для лечения в США, где в соответствии с его желанием был подвергнут психиатрическому обследованию, в котором приняли участие известные психиатры. Они пришли к заключению о его полном психическом здоровье в прошлом и настоящем.
В США Петр Григоренко написал автобиографию6, в которой рассказал о том, что видел вокруг, как понимал происходящее и о своей реакции на то, что касалось непосредственно его и окружающих; критически анализировал и оценивал все с позиции зрелого, многое переосмыслившего человека. Это произведение не только знакомит читателя с самим Петром Григорьевичем, но и позволяет полнее узнать и понять нашу страну, судьбы советских людей, их веру, надежды, стремления и разочарования. Особый интерес представляют размышления о правозащитном движении в СССР, характеристика многих участников этого движения — соратников и друзей Петра Григорьевича; приводится также большой материал — свидетельства об использовании психиатрии для подавления инакомыслия.
Далее читателю предлагается краткое изложение автобиографии Петра Григорьевича Григоренко с цитированием высказываний П. Г. из упомянутой книги.
1922 год. Петр (ему 15 лет) и его товарищи в организованной им комсомольской ячейке зачитывались книгой Бухарина «Азбука коммунизма», идеи которой поражали «своей простотой. [...] Превратить общество в единый коллектив трудящихся, где не будет ни эксплуататоров, ни угнетателей».
Чтобы «повариться в рабочем котле», Петр ушел из родного села в город (Донецк); много времени и энергии он отдал комсомольской работе, агитации, организации и руководству пионерскими отрядами.
Борьба с троцкизмом. — «Напало отчаяние. Неужели прав Троцкий? [...] Неужели погибнем, если на помощь не придет мировая революция?» Появилась статья Сталина (1924) «Троцкизм или Ленинизм?» — «Сталин освободил меня от всех сомнений. Со статьей Сталина я теперь не разлучался, не уставая разъяснять друзьям своим ее потрясший меня смысл».
1928—1929 год. Петр «по призыву партии и комсомола» поступил на рабфак и через несколько месяцев по спецнабору — на инженерно-строительный факультет Харьковского технологического института.
1929—1930 год. Началась эпоха индустриализации. Гремел из всех репродукторов Турксиб, вышел на авансцену Днепрострой. Массовая коллективизация, Магнитострой. «Бурная пора великих дел. ...умел Сталин выдвигать все новые большие задачи. И мы, как зачарованные, взирали на эти манящие дали».
Сталинская статья «Год великого перелома» вызвала у молодого коммуниста Григоренко и его коллег огромный энтузиазм.
Из событий политической жизни (1930—1931) наиболее сильное впечатление произвела на Григоренко статья Сталина «Головокружение от успехов».
С осени 1931 Петр Григоренко — слушатель Военно-инженерного факультета Военно-технической академии, которую окончил в мае 1934. Он попал в число тех, кого мобилизовали для подготовки пополнения старшего комсостава. «Нас вполне подготовили к агрессивной войне. И тут уж не наша вина, что агрессию совершили не мы».
После окончания Военно-технической академии П. Г. Григоренко назначили начальником штаба батальона, затем командиром саперного батальона, занимающегося строительством укрепленных районов в Белоруссии7. Проявил себя как умелый и инициативный инженер-строитель, дисциплинированный и способный офицер.
С ноября 1937 по август 1939 майор П. Г. Григоренко — слушатель Военной академии Генерального штаба (Москва). Еще в начале 1938 к Петру приехал его старший брат Иван, которого брлее месяца продержали в следственной тюрьме НКВД в Запорожье и — чудо!.. — освободили. Иван рассказывал о переполненных камерах, о кошмарных пытках, которым подвергались его сокамерники, о их вынужденных признаниях. Записав рассказ Ивана, Петр пошел к Генеральному прокурору СССР Вышинскому. «Это посещение, — вспоминал П. Г., — убедило меня в том, что пытки — местное творчество. ... В общем, мне стало «ясно» — на местах много безобразий, но Москва с ними борется». Через некоторое время Иван сообщил, что прибыла новая проверочная комиссия; всех следователей, участвовавших в пытках, арестовали. Арестовали также Запорожского городского прокурора и областного прокурора Днепропетровской области. Начали освобождать тех, кого Петр перечислил в своем заявлении Вышинскому. «Только много лет спустя, -признавался П. Г., — я понял, что дело кончилось к моему полному удовлетворению только благодаря тому, что мое заявление по времени совпало со сменой верховной власти в НКВД. Это уже действовала бериевская метла. И мела она в первую очередь тех, кто «нечисто» работал, кто допустил разглашение внутренних дел НКВД».
Осенью 1938, когда слушатель академии майор Григоренко руководил (по партийной линии) агитколлективом на строительстве Дворца Советов, он познакомился со своей будущей второй женой и соратницей Зинаидой Михайловной Егоровой, муж которой был арестован как «враг народа»; ее тоже арестовали8, но примерно через год освободили (при смене власти НКВД). 3. М. рассказывала П. Г. о пережитом в тюрьме (Бутырки), о своих сокамерницах. «В душе, — писал П. Г., -рядом, с кипением возмущения накапливался страх. Я еще не до конца понимал, но уже чувствовал, что против страшной машины подавления с палкой не пойдешь. И я начал давить в себе чувство возмущения, искать оправдания происходящему и бороться не против зла как такового, а против частных его проявлений. Этим я успокаивал душу».
С осени 1939 и до декабря 1943 П. Г. Григоренко в звании подполковника служил в Штабе Дальневосточного фронта, сначала в должности начальника оперативного отдела, затем — командира бригады.
22 июня 1941, поняв, что «наша авиация была внезапно накрыта бомбовыми ударами врага на своих аэродромах», Петр Григорьевич в отчаянии проговорил: «Прошляпили, вот тебе и мудрая политика». «Дело» П. Г., который выразил сомнение в мудрости Сталина, рассматривалось партийными инстанциями Дальневосточного округа; сначала он утверждал, что ничего подобного не говорил; потом, на очередном рассмотрении, заявил, что «осудил свои взгляды» и «считает их вредными». «Оказалось, что это был самый замечательный ход с моей стороны,» — вспоминал Петр Григорьевич. В партбюро штаба и после на общем партийном собрании всего фронтового управления его «разбирали» и критиковали примерно все одинаково: «Григоренко — коммунист с большим стажем, партийно просвещенный, участвовал в борьбе партии со всеми уклонистами и вдруг сам допускает такую грубую ошибку, за которую следовало бы исключить из партии, но, учитывая его чистосердечное раскаяние, прошлую его положительную работу в комсомоле и партии, а также положительную партийную и служебные характеристики......отделался строгим выговором9».
С января 1944 подполковник Григоренко на фронтах Великой Отечественной войны: зам. начальника, затем начальник штаба армии 2-го Прибалтийского фронта; с августа 1944 -начальник штаба 8-й стрелковой дивизии 4-го Украинского фронта. Несколько раз ранен. Несмотря на то, что занимал генеральские должности, только случайно (благодаря вмешательству Мехлиса) в феврале 1945 получил звание полковника.
Из воспоминаний П. Г. о боевой деятельности: «Рассказывая различные эпизоды войны и свои переживания, я хотел, чтобы читатель видел мою будничную жизнь на войне и понял, что перед ним отнюдь не протестант, не критик строя, не оппозиционер, а человек, преданный своему делу, любящий его, отдающий ему все свои силы и время. Все, что говорилось о Сталине, о партии, о стране, воспринималось мною как истина в первой инстанции. И сам я выступал горячим убежденным агитатором. [...] Сталин для меня снова был «великий непогрешимый вождь» и «гениальный полководец» ... Мы (такие, как я) вдруг узнали лично от самого «вождя», что внезапность нападения вовсе не результат «наших ошибок», просчетов и просто того, что мы «уши развесили», а естественная «закономерность», по которой страны агрессивные с неизбежностью имеют преимущество внезапности».
Ничто не могло смутить П. Г. — коммуниста-сталиниста: «Советских военнопленных эшелонами гонят в лагерь? А как же иначе, если они предали Родину в тяжелый час. Берут и гражданских, оставшихся на оккупированной территории? Естественно! Берут же не всех, а только тех, кто на подозрении. Проверят. ... Сталин на празднике Победы произнес тост за великий русский народ. Тост, который развязал руки великодержавно-шовинистическим элементам и унизил достоинство других народов, в том числе моего великого украинского народа, но я и это воспринял как естественное».
Однако веру Петра Григорьевича (в Сталина, партию...) несколько смутили, поколебали появившиеся новые друзья: Тесля Василий Иванович, бывший узник сталинских лагерей, тяжело травмированный, но оставшийся убежденным коммунистом, считавший, что никакого коммунизма в советской стране нет; Митя Черненко, корреспондент «Комсомольской правды» и «Правды», — «из тех, кто понимает, что «плетью обуха не перешибешь», но не делает из этого вывода, что надо всецело подчиняться власти и служить только ей».
«Наносился удар моим наивно-социологическим взглядам на людей. [...] Рабочий — идеал, носитель самой высокой морали. Кулак — зверь, злодей, уголовник. Капиталист — кровопийца, кровосос, эксплуататор, тунеядец. Коммунистическая партия — единственный творец и носитель новой морали, единственной общечеловеческой правды. И хотя я видел в жизни немало отклонений от этих правил, в душе жило убеждение, что это случайности, а в идеале именно так.»
Смерть Сталина П. Г. воспринял как большую личную трагедию; с тревогой думал, что будет с нашей страной без него. «Его мы продолжали считать непогрешимым, хотя звуки происходившего в страшные годы сталинского террора стали все громче доходить до нас. ... Но мы упорно продолжали оправдывать Сталина. Мы готовы были обвинять и ныне здравствующих соратников Сталина, но только не его».
В 1959 П. Г. в звании генерал-майора назначили заведующим кафедры военной кибернетики, созданной благодаря его усилиям. Хотя Петр Григоренко был поглощен своей работой, которая давала ему огромное моральное удовлетворение, лицемерные разговоры о культе Сталина, при одновременном создании нового культа, привели.к глубокому разладу в его душе. «Мне трудно было молча терпеть лицемерие правителей, но одновременно я понимал, что выступление будет стоить мне всего устоявшегося и вполне устраивающего меня уклада. Поэтому я старался давить свои протестные настроения волевым усилием и работой». Создан курс лекций для новой кафедры, продолжалась работа над докторской диссертацией плюс текущая служебная деятельность — в 1960 вышел в свет теоретический труд, сдана в совет академии докторская диссертация10.
И все-таки он решил: «Надо выступать. Нельзя молчать».
Из выступления П. Г. осенью 1961 года на районной партконференции: «Мы одобряем проект программы, в котором осужден культ личности, но возникает вопрос: все ли делается, чтобы культ личности не повторился, а личность, может быть, возникнет. Если Сталин был все же революционером, может прийти другая личность [шум в зале]. ... Изжить все условия, порождающие нарушение ленинских принципов и норм, в частности высокие оклады, несменяемость. Бороться за чистоту рядов партии...»
Окончательное решение по делу Григоренко (выговор и отчисление из академии) принимала партколлегия ЦК КПСС. Председатель комиссии Сердюк кричал на него: «Демократия ему нужна! Это, чтобы всякая шваль могла вмешиваться в работу советских и партийных учреждений... Свободные выборы ему нужны. Это, чтобы всякие демагоги могли чернить добросовестных коммунистов...»
В январе 1962 П. Г. Григоренко, назначенный начальником оперативного отдела штаба 5-й армии, второй раз в своей жизни отправился на Дальний Восток. Теперь это было для него изгнанием, ссылкой. Однако отъезд штрафного генерала превратился в триумф; многие его коллеги пришли к вагону, чтобы проститься.
Петр Григоренко снова стал изучать труды Ленина — искать доказательства ошибочности нынешней линии партии, отхода нынешнего партийно-государственного руководства от ленинизма. Но то, что казалось абсолютно ясным и целиком приемлемым, теперь наталкивалось на непримиримые противоречия. Так, если раньше он «прекрасно знал», что «диктатура пролетариата — это демократия для большинства трудящихся», то теперь отметил, что и в «Детской болезни левизны» и в «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленин, как лицо, обладающее властью, «разъясняет», что «диктатура — это власть, опирающаяся не на закон, а на насилие». В написанном Лениным постановлении Совнаркома об отмене свободы печати, в статьях «Об обмане народа лозунгами Свобода печати» и «Партийная печать и партийная пропаганда» получалось, что народу свободная печать как будто и ни к чему, что она выгодна только буржуазии. Потрясающее впечатление на П. Г. произвели материалы X съезда партии; прежде он читал их взахлеб, видел в них только образцы партийности, гениальный ленинский план сохранения единства партии. Теперь он понял, что Ленин щедро раздавал демократические права в будущем; когда-то будет и свобода печати, когда-то дадим полную свободу религии, когда-то отомрет и государство. Все в будущем. А пока что мы захватим государственную машину и, действуя ею как дубиной, будем громить старый мир, пока не раскрошим его в щепы. Однако у Григоренко все еще не хватало смелости признать, что «не кругло» получилось у Ильича; он стал «сортировать» Ленина, отбирая только то, что соответствовало его взглядам. Возникала мысль создать революционную организацию.
Петр Григорьевич осознавал, что организация, которую назовут антисоветской, может стоить ему головы. Тем не менее осенью 1963, приехав в отпуск в Москву, он вместе с сыном Георгием (офицером Красной Армии) приступил к организации «Союза борьбы за возрождение ленинизма». П. Г. составил и «Союз» распространил среди рабочих и офицеров большое количество листовок11; они вызывали значительный интерес. Влияние «Союза» быстро росло и охватило не только Москву, но и другие города.
Арестовали П. Г. Григоренко в первых числах февраля 1964. Он вспоминает: «Я еще был коммунистом и работников следственного и судейского аппарата считал коммунистами. А меня «вели» как мальчика...» Все высказывания П. Г. записывались, пленки прослушивались членами Политбюро. «Оценка моих высказываний и одновременно решение моей судьбы в следующих словах Михаила Андреевича (Суслова): «Так он же сумасшедший. Опасный для общества сумасшедший. Его надо надежно изолировать от людей».
В марте Григоренко направили в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского. 19 апреля комиссия под председательством академика Снежневского признала его психически невменяемым; по решению военной коллегии Верховного суда СССР его направили в спецпсихбольницу в Ленинграде, где он находился до апреля 1965. Освобождения Петра Григорьевича добилась его жена, Зинаида Михайловна, после смены руководства страны (вместо Хрущева — Брежнев).
Совет Министров СССР лишил П. Г. Григоренко звания генерала; он был разжалован в рядовые и лишен пенсии. Мотался по Москве в поисках работы; всегда находился повод для отказа. «У меня было конституционное право на труд. Но у меня не было никакой возможности устроиться на работу, если работодатель не хотел взять. А работодатель только один — государство, партийно-государственный бюрократический аппарат». Наконец устроился грузчиком в овощной магазин.
Правозащитная деятельность Петра Григоренко началась с весны 1966, когда он познакомился с активным поборником прав человека Владимиром Буковским12 и с бывшими узниками сталинских лагерей, писателем-правозащитником Алексеем Костериным и Сергеем Писаревым, которые стали его близкими друзьями.
Лекции, беседы, распространение книги Авторханова13 еще больше расширили круг друзей Петра Григорьевича. Большим событием для него также было знакомство с двумя молодыми преподавателями Московского университета, Сергеем Ковалевым и Александром Лавутом14.
После ареста его новых друзей — Виктора Хаустова, Владимира Буковского, Юрия Галанскова, Александра Гинзбурга, Алексея Добровольского и Веры Лашковой — Петр Григоренко обратился с открытым письмом к председателю Верховного суда СССР и Генеральному прокурору, в котором потребовал отменить незаконные приговоры и освободить осужденных.
Взяться за перо Петра Григорьевича побудили также насквозь лживые статьи о процессе Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой, опубликованные в «Известиях» и в «Комсомольской правде». Писем, адресованных в прессу и властям, через самиздат проникло за рубеж огромное количество; появились также обращения к общественности. «Мы обращаемся ко всем, в ком жива совесть и достаточно смелости... Требуйте освобождения подсудимых из-под стражи! Требуйте повторного разбирательства с соблюдением всех правовых норм и в присутствии международных наблюдателей!»
Григоренко и Костерин направили письмо Международному совещанию коммунистических и рабочих партий. «Мы сами еще не оторвались от коммунизма. Верили в «настоящий» коммунизм, и хотели помочь его строительству и избавлению от «переродившихся» партийных вождей». Ответа не последовало; письмо Григоренко оказалось подшитым в его «деле».
1968 год. Советская пропаганда нагнетала подозрительность и недоверие к чехословацкому руководству, при котором происходила впечатляющая либерализация в Чехословакии — Пражская весна. Самиздат активно откликнулся на Пражскую весну. Петр Григоренко — один из авторов коллективного письма чехословацкому руководству, в котором одобрялась его внутренняя политика15. В самиздате и на Западе опубликовано и письмо Александру Дубчеку, подписанное другом Петра Григоренко, Анатолием Марченко. «Это письмо, — по мнению П. Г., — очень глубокое, всесторонне обоснованное, убедительно доказывало, что СССР готовится к интервенции». Через несколько дней после публикации этого письма на Западе Марченко арестовали16.
Петр Григоренко, кроме того, передал личное письмо Дубчеку: «Я не думаю, чтоб истинные коммунисты стали препятствовать Вашей благородной деятельности и тем более не верю в возможность советской интервенции. Брежнев — коммунист и к тому же военный. Он понимает, что Чехословакия очень легко может сорвать советское вторжение. Стоит только перехватить основные дороги из ГДР, Польши и СССР и организовать оборону аэродромов. Венгрию можно легко остановить простой угрозой возмездия. Брежнев понимает, что все это повлекло бы за собой войну, которая в нынешних условиях опасна для СССР не меньше, чем для Чехословакии». Дубчек, по-видимому, не счел нужным сделать то, что казалось само собой разумеющимся и необходимым такому опытному военному, как П. Г. Григоренко.
25 августа 1968 восемь17 поборников прав человека отважились выйти на Красную площадь, чтобы выразить протест по поводу подавления советскими танками Пражской весны18. 10 октября состоялся суд над участниками этой демонстрации. Их обвинили по статье 190-3 — групповые действия, нарушающие общественный порядок (УК РСФСР). В собравшейся у здания суда большой группе инакомыслящих Петр Григорьевич и Зинаида Михайловна приобрели много новых друзей; в их числе приехавший на процесс из Харькова Генрих Алтунян, Татьяна Великанова19. Вокруг наряды милиции и десятки так называемых дружинников, частично замаскированных под рабочих. П. Г. вспоминает: «Три дня, в течение которых шел суд, нас непрерывно провоцировали. ... Нам явно хотели устроить мордобой».
Зимой 1968 — 1969 по желанию А. И. Солженицына состоялась тайная встреча с П. Г. Григоренко (в деревне, в нескольких десятков километров от Рязани). За те 15 часов, в течение которых они непрерывно беседовали, А. И. стал близким и родным для П. Г.
Солженицын убеждал П. Г., что его долг перед людьми и Богом написать историю последней войны; необходимо дегероизировать войну, показать истинную сущность ее. «Я не вижу другого человека, который мог бы сделать это. Преступно допускать, чтобы такой человек бегал по судам и писал заявления в защиту арестованных, воззвания, на которые власти не обращают внимания». П. Г. возражал: «Этой работе надо отдать себя всего. А я не могу. Вы видите, как власти давят. Мой отход от движения может быть неправильно понят, может деморализовать моих молодых друзей. Да и не могу я сидеть в «башне из слоновой кости», когда друзья мои идут в тюрьмы, на плаху20.
Петр Григоренко готовился к нависшему над ним аресту, а именно к психиатричке. «Я слишком открыто и безбоязненно разоблачал правительственную ложь и произвол и тем подавал опасный для властей пример. Надо было припугнуть моих возможных последователей и закрыть рот мне самому. Я должен был предупредить общественность о надвигающейся расправе и раскрыть ее сущность. Именно с этой целью я написал очерк «О специальных психиатрических больницах («Дурдомах»)» и пустил в «Самиздат (осень 1968)21».
В апреле 1969 года в самиздат ушло открытое письмо Ю. В. Андропову, в котором на примерах, известных Григоренко по собственному опыту, раскрывалось, чем занимается КГБ: слежка за демократически настроенными людьми, перлюстрация корреспонденции, тайные и открытые обыски, подслушивание телефонных разговоров, распространение клеветы через печать и систему партийной пропаганды, устройство всевозможных провокаций и создание фальсифицированных дел. По подсчетам П. Г., в слежении за ним, его семьей и квартирой принимали участие не менее 20-26 человек; оклад каждого — в среднем 200 рублей в месяц; наблюдение велось без малого 4 года. Получалось минимум 200 тысяч. Куда, зачем, для чего выброшены эти деньги?! Оказывается, чтобы помешать одному человеку участвовать в политической жизни страны!
Идея Петра Григоренко создать Комитет для организованного противодействия незаконным репрессиям дискутировалась правозащитниками в начале 1969 года; она была реализована в мае 1969 после ареста П. Г.22.
П. Г. Григоренко арестовали 7 мая 1969 в Ташкенте, куда он вылетел для участия в судебном процессе над активистами крымско-татарского движения. Проведенная затем в Ташкенте (август) амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза признала П. Г. психически здоровым. Его направили в Москву, в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского для получения нужного властям диагноза.
Суд над П. Г. состоялся в Ташкенте (февраль 1970). 21 том дела, 300 «криминальных» документов, однако на суде были упомянуты только три документа и ни один не рассматривался. В деле находились два диаметрально противоположных заключения двух психиатрических экспертиз, но суд игнорировал заключение, в котором П. Г. признавался вменяемым. Ходатайство адвоката Софьи Васильевны Калистратовой23 о назначении третьей психиатрической экспертизы суд отклонил. В своей речи она разоблачила заведомую предвзятость судебно-психиатрической экспертизы, проведенной в Институте им. Сербского, а также предвзятость суда. Этот документ (речь С. В.), пишет П. Г. в своих воспоминаниях, «приобретает особое значение сейчас, когда я прошел обследование у крупнейших психиатров США, которые пришли к заключению, что никакими психическими заболеваниями я не болею и никогда не болел».
До 19 сентября 1974 Петр Григорьевич находился на принудительном «лечении» в спецпсихбольнице в г. Черняховске, где подвергался особо издевательскому обращению. Еще девять месяцев его держали в психиатрической больнице общего типа под Москвой. Вышел на свободу в июле 1974 под давлением широкой кампании протестов во всем мире.
Находясь в заключении в Ташкенте (в подвалах КГБ), Петр Григорьевич вел дневник; эти записки на обрывках бумаги ему удалось передать на волю. Англичане сделали по ним фильм. Из этих записок сын Андрей и друзья Григоренко составили сборник «Мысли сумасшедшего» (самиздат).
Петр Григорьевич много писал о злоупотреблениях психиатрией. Использование психиатрии в немедицинских целях немыслимо без преступных медиков, врачей и ученых.
«Выздороветь» — это значило признать, что ты совершил все инкриминируемые тебе «преступления», и совершил их в состоянии психической невменяемости, что ты понял и прочувствовал это и впредь не совершишь ничего подобного. Сделать такое, совершить такую гражданскую казнь над самим собой не так-то просто. А не пойти на это, не согласиться «выздоравливать», — значило идти на неопределенно долгое «лечение» до конца жизни24.
Два раза в год так называемые выписные комиссии как бы решали вопрос, кого выписать, кого оставить. На самом деле ничего не решалось; председатель комиссии профессор Института им. Сербского Ильинский получал твердое указание насчет каждого из политических. Петра Григорьевича после январской (1973) медицинской комиссии, признавшей его «излечившимся», суд тем не менее из спецпсихбольницы не выпустил.
Спецпсихбольницы (СПБ) и психиатрические экспертизы, возглавляемые единым органом политического террора, представляют собой хорошо отлаженную систему перевода отдельной категории нормальных людей на статус психически невменяемых, с последующей обработкой их как таковых23.
После освобождения (лето 1974) Петр Григоренко снова включается в правозащитную деятельность. Появляются новые знакомые, с которыми он поддерживает непосредственные дружеские контакты: А. Сахаров, Ю. Орлов, В. Турчин, И. Шафаревич. «Отношения с последним, пожалуй, наиболее полно аттестуют нашу среду. Наверное, невозможно найти двух других людей, у которых бы взгляды так не соответствовали. А между тем мы умели говорить и договариваться. Больше того, я могу сказать, что любил говорить с ним и не раз мы обоюдно вносили изменения в свои решения». Большое впечатление произвело на П. Г. знакомство со священником о. Дмитрием Дудко. «Он пришел в нашу семью, когда я находился в психиатричке, и принес с собой дух уверенности и надежды, дух Веры. Просветленное одухотворенное лицо с глазами, излучающими потоки доброты, покорило меня. ... Мне посчастливилось неоднократно присутствовать на службе Божией, когда отправлял ее о. Дмитрий».
В 1975 советская печать много писала о подготовке Хельсинкского совещания. П. Г. думал, что оно никогда не состоится, так как считал это трюком советской дипломатии с целью уклониться от мирной конференции. Тем не менее оно состоялось. Советский Союз, по мнению Григоренко, добился подтверждения международными правовыми актами своего права удерживать территории, захваченные во время войны, и содержать на этих территориях свои войска. Что касается гуманитарных положений, вписанных в Заключительный акт, то Советский Союз и раньше давал аналогичные обещания, но никогда их не выполнял. Однако некоторые считали, что, опираясь на это Соглашение, можно требовать и даже принудить власть выполнять взятые на себя обязательства, в отличие от прежних деклараций, содержащих обязательства по правам человека, в Заключительном Акте советское правительство дало эти обязательства «в обмен» на важные политические уступки со стороны западных правительств.
Основываясь на этих соглашениях, Юрий Федорович Орлов26 создал первую в мире Хельсинкскую группу, которую назвал Группой содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. Об этом событии западные средства информации сообщили 12 мая 197627. В числе объявленных членов — Петр Григоренко28.
15 мая 1976 ТАСС опубликовал заявление: «Провокатор предупрежден» — «некий Орлов» создал нелегальную антисоветскую группу для сбора и распространения клеветнической антисоветской пропаганды. Он предупрежден, что будет привлечен к уголовной ответственности, если не прекратит эту деятельность29.
Григоренко направил открытое письмо директору ТАСС: «ТАСС лжет, называя нас подпольной антисоветской организацией. Все члены Группы названы поименно, сообщены их адреса. Цель Группы — обнаруживать и сообщать о нарушениях Хельсинкских соглашений (в СССР) правительствам, которые их подписали. Это вряд ли можно назвать «антисоветской деятельностью».
Вскоре Группа передала главам правительств, подписавшим Заключительный акт, следующие материалы: о преследовании активиста крымско-татарского движения Мустафы Джемилева; о перлюстрации частных писем и подслушивании телефонных разговоров; о бесчеловечных условиях содержания узников совести в местах лишения свободы; о положении лиц (бывших политзаключенных), освободившихся после отбытия срока наказания; о религиозных преследованиях (в частности, о жестоких преследованиях баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня); о произволе в отношении лиц, желающих покинуть страну проживания, СССР (частный вопрос о разделенных семьях); документ, приуроченный к годовщине подписания Заключительного акта Хельсинкских соглашений — ситуация в области прав человека в СССР. Деятельность Группы продолжалась... Хельсинкские группы образовались на Украине (ноябрь 1976; в числе членов Группы Петр Григоренко), в Литве, в Грузии и Армении.
В начале 1977 Петр Григоренко стал членом создавшейся тогда Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях30.
С конца 1976 власти начали предпринимать акции, направленные на запугивание и опорочивание участников правозащитного движения, членов Хельсинкских групп.
Взрыв в Московском метро (8 января 1977) власти попытались приписать диссидентам. Некий проживающий на Западе советский гражданин (сотрудник советских спецслужб?), корреспондент какой-то западной газеты Виктор Луи утверждал, что взрыв — дело «диссидентов-террористов». А. Сахаров выступил с опровержением этой провокации; заявление о неприятии любых видов террора сделала большая группа диссидентов из Москвы и других городов31. Петр Григоренко написал для самиздата брошюру «Наши будни», в которой рассматривал попытки власти связать диссидентов с террором, как способ разгромить Хельсинкское (правозащитное) движение. Позже во взрыве (взрывах) обвинили трех молодых армян.
Петр Григоренко по этому поводу писал: «Есть достаточно оснований, чтобы не верить голословным утверждениям ТАСС, что казненные были террористами. ... Я уверен, что эти трое, которых я лично не знаю и двое из которых в сообщении ТАСС даже не названы пофамильно (сказано только, что они армяне), убиты безвинно. И до тех пор пока беспристрастная комиссия не расследует это преступление и беспристрастный гласный суд не докажет их вину, я буду утверждать, что трое армян убиты безвинно и одновременно буду делать все от меня зависящее, чтобы убедить в этом советскую и мировую общественность».
2 февраля 1977 «Литературная газета» опубликовала клеветническую статью (Петрова-Агатова), порочащую члена-основателя Хельсинкской группы Александра Гинзбурга. Петр Григоренко (и Зинаида Михайловна), понимая, что это означало угрозу ареста, срочно написали открытое письмо, разоблачающее клевету; они надеялись, что гласность предотвратит арест. Гинзбург был уже арестован (3 февраля)32.
10 февраля 1977 арестовали основателя и руководителя Хельсинкской группы Юрия Орлова. «Мы, — писал П. Г., — конечно, не могли оставаться в бездействии, когда наших друзей хватали и бросали в тюрьмы. Хотя и возможностей для действий у нас было не так много, но всякую возможность надо было использовать. Мы рассказали общественности об арестах, об арестованных и о произволе, о нарушении всяческой законности»33.
Одновременно на Украине были арестованы член Украинской Хельсинкской группы учитель Олекс Тихий и основатель Группы писатель Микола Руденко. Петр Григоренко в соавторстве с другими правозащитниками34 обратился к прокурору РСФСР и УССР с ходатайством об освобождении Руденко из-под стражи...
Вскоре «Известия» опубликовали письмо С. Липавского35, в котором член-основатель Хельсинкской группы Анатолий Щаранский назван «агентом ЦРУ». П. Г., понимая, что готовился арест, прервал свою работу над «Буднями» и встретился с Щаранским, за которым уже круглосуточно наблюдали агенты КГБ36.
Осенью 1977 П. Г. Григоренко (вместе с женой ) отправился на лечение в США. Он также намеревался пройти обследование у независимых психиатров. Его лишили советского гражданства37, и ему пришлось просить политическое убежище в Соединенных Штатах Америки.
Находясь за рубежом, Петр Григорьевич много размышлял о правозащитном движении в Советском Союзе, о его участниках — диссидентах, о самиздате, как важном факторе этого движения.
«Содружество правозащитников, — писал П. Г., — действительное чудо. Не знаю, кто в каком состоянии приходит в правозащиту, но проходит незначительное время и обнаруживаешь новую интересную самобытную личность. [...] Какие бы потери ни наносили власти нашему движению, я не видел, чтобы выполнение какого-либо дела прекращалось. Наоборот, из года в год открываются все новые направления правозащитных действий. А ведь никто никого на «освободившиеся» или вновь открывшиеся» «вакансии» не назначал, никто «кадры» не подбирал. Всегда находился тот, кто брал на себя соответственную обязанность — тихо и незаметно. Так было, например, с «Хроникой текущих событий». Сколько выбыло людей, стоявших у колыбели этого бессмертного издания: Наталья Горбаневская, Илья Габай, Анатолий Якобсон... Они выбывали, а «Хроника»38 продолжала жить.
Правозащитное движение неорганизованно и потому представляло собой скорей моральную, чем физическую силу. Личные дружественные контакты увеличивали число людей, которые находили интерес в общении друг с другом, вырабатывали и укрепляли в этом общении свои взгляды. И с каждым новым знакомством усиливалось ощущение, что в стране есть люди, способные понять и поддержать тебя. Особенно усиливал это чувство самиздат. Он же помогал и расширению личных связей».
Подчеркивая огромное значение самиздата в правозащитном движении, П. Г. отмечал, что он сам многим обязан самиздату. Так, его письмо (сентябрь 1967) в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС» по поводу отрицательной рецензии на книгу историка А. Некрича «1941, 22 июня» привлекло к П. Г. внимание многих читателей самиздата, и его связи начали быстро расширяться. Именно благодаря самиздату произошло его знакомство с Павлом Литвиновым, Ларисой Богораз, Натальей Горбаневской, Андреем Амальриком и многими другими.
Советские газеты называли диссидентов «жалкой кучкой никого не представляющих отщепенцев». Но в этом не слабость, а сила диссидентства39. Нашему правозащитному движению, кроме того, очень крупно повезло. В его рядах оказались два таких титана, как Солженицын и Сахаров, а также плеяда выдающихся писателей, художников, деятелей искусств и большое число стойкой, мужественной, самоотверженной, талантливой молодежи, которую не сломили никакие жестокости режима40. Власть теряла и теряет лучших людей общества, наиболее честных, увлеченных, мужественных и талантливых.
Петр Григорьевич Григоренко умер в изгнании, в США, 21 февраля 1987 года. Зинаида Михайловна скончалась в декабре 1994 года.
Прим.:
1 Здесь и далее выделения мои — М. Л.
2 Крымские татары — один из репрессированных народов: в мае 1944 всех крымских татар в одночасье (15 минут на сборы) насильственно вывезли из Крыма (где этот народ проживал более тысячи лет) в непригодные для жилья районы Средней Азии; в варварских условиях депортации погибло около половины всего населения.
3 Власти широко использовали психиатрию в политических и идеологических целях; создавалось убеждение, что критиковать и протестовать против существующего порядка, режима, советской социалистической системы может только психически больной человек; инакомыслие рассматривалось как признак психической болезни.
4 Противоправным преследованиям Петра Григорьевича посвящено первое обращение Инициативной группы защиты прав человека в СССР (май 1969).
5 Независимая от государства «Группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР», возглавляемая Юрием Орловым, собирала и передавала руководителям стран, подписавших Хельсинкские соглашения, а также широкой общественности информацию о положении с правами человека в СССР.
6 Книга с незначительными сокращениями впервые вышла на французском языке под названием «Воспоминания». Русский вариант — «В подполье можно встретить только крыс». Нью-Йорк, 1981 — является вторым изданием; в дальнейшем была опубликована на украинском, английском, испанском, немецком и других языках. В настоящее время предполагается издание ее в России.
7 Перед войной эти укрепрайоны были разрушены по указанию верховного командования. Григоренко пишет об этом с недоумением и огорчением.
8 До ареста Зинаида Михайловна — член редколлегии «Комсомольской правды»; ее муж, выпускник Института Красной профессуры, расстрелян в 1937-38 году.
9 Выговор препятствовал его продвижению по службе: почти до конца войны П. Г. оставался в звании подполковника. Этот выговор Григоренко припомнят, когда он в 1961 выступит против культа Хрущева.
10 П. Г. Григоренко опубликовал 83 научные работы.
11 Содержание одной из листовок: бесправие советских людей и всесилие бюрократической власти. Сообщалось, в частности, о расстреле трудящихся в Новочеркасске, упоминалось о расстрелах в Темиртау и Тбилиси. Другая листовка: профсоюзы не органы защиты прав рабочих, а орудие их угнетения.
12 Один из наиболее деятельных и известных диссидентов, еще в 1971 году давший мировой общественности документальные доказательства того, что власти используют психиатрию в политических целях.
13 «Технология власти» написана на основе опубликованных в СССР материалов: приход Сталина к власти и его действия с целью ее удержания и др. Книги Авторханова, бывшего советского ответственного работника, бежавшего на Запад в 40-х годах, изданы на Западе. В Советском Союзе единичные экземпляры этих книг переписывались и распространялись инакомыслящими, теми, кто жаждал знать правду о своей стране.
14 Талантливые и перспективные молодые ученые вскоре были уволены по политико-идеологическим мотивам.
15 Письмо подписали: Петр Григоренко, Алексей Костерин, Сергей Писарев, Иван Яхимович. Валерий Павличук. Все они считали себя коммунистами, хотя Григоренко и Яхимович из партии были уже исключены. Письмо распространилось в самиздате под названием «письма пяти».
16 Формально А. Марченко был арестован «за нарушение паспортного режима», хотя такового Анатолий не совершал. Фактически власти преследовали Анатолия Марченко за его недавно появившуюся в самиздате (и за рубежом) потрясающую книгу «Мои показания», а также за письмо Дубчеку. ...А. Т. Марченко (1937—1986)— подвижник и мученик советского режима, впервые арестованный в 19 лет, в общей сложности находился в советских тюрьмах и лагерях, а также в ссылке более 20 лет. Погиб в Чистопольской тюрьме, когда держал голодовку, пытаясь привлечь внимание международной общественности к существованию в СССР политзаключенных, узников совести...
17 Константин Бабицкий (ученый, крупный специалист по лингвистике, поэт), Татьяна Баева, Лариса Богораз (филолог, лингвист), Наталья Горбаневская (поэт), Вадим Делонэ (поэт), Вадим Дремлюга, Павел Литвинов (физик, внук бывшего наркома иностранных дел), Виктор Файнберг (из Ленинграда).
18 Демонстранты остановились у Лобного места и едва успели развернуть принесенные с собой плакаты «За вашу и нашу свободу!», «Свободу Дубчеку!», «Долой оккупацию ЧССР» и др. как были схвачены.
19 Позже, в мае 1969, Г. Алтунян и Т. Великанова, вошедшие в число 15 членов — основателей Инициативной группы защиты прав человека в СССР, выступят с обращением, посвященным противоправному аресту Петра Григоренко.
20 При аресте П. Г. в мае 1969 все его военно-исторические записки были изъяты. Впоследствии его друзьям с большим трудом удалось их собрать.
21 «Наталья Горбаневская включила этот очерк в свою книгу «Полдень», а потом в сборник «Казнимые сумасшествием».
22 Вскоре после ареста П. Г. создалась «Инициативная группа по защите прав человека в СССР», которая сразу же взяла под защиту Петра Григоренко, крымских татар, которых он должен был защищать (в Ташкенте), арестованного вскоре после него Владимира Гершуни, Ивана Яхимовича. Одних участников этой Группы арестовывали (Г. Алтунян, Харьков; Л. Плющ), другим пришлось эмигрировать. К осени 1973 в Группе из 15 человек оставалось четверо: Т. Великанова, С. Ковалев, Г. Подъяпольский, Т. Ходорович. (При создании Инициативной группы было оговорено, что новых членов в нее принимать не будут.) Группа продолжала свою деятельность... Последний ее член — Татьяна Великанова арестована в ноябре 1979.
23 Хорошо известный в Москве адвокат, друг многих поборников прав человека; она всегда была готова помочь советом, дать консультацию по правовым вопросам. С 1977 до 1983 — член Хельсинкской группы.
24 Друг семьи Григоренко, Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, который на собственной шкуре познал спецпсихбольницы, писал в своем очерке: «Сопоставьте все — отсутствие юридических гарантий, принуждение к обывательским представлениям об адаптации, неопределенность срока, патологическое окружение, страх перед неизвестными лекарствами, грубость обстановки, изоляцию и невозможность заниматься даже тем делом, каким можно было бы позволить заниматься в тех условиях».
25 Есть в СПБ и лица, укрывающиеся от наказания за совершенные преступления. Так, по словам П. Г., один; благодаря высокому покровительству, за тяжкое преступление (растление малолетних) отделался 8 месяцами пребывания в СПБ.
26 Ю.Ф. — член-корреспондент Армянской академии наук, опальный ученый; включился в правозащитную деятельность в 1968 после возвращения в Москву из Армении.
27 В обсуждении этого решения принимал участие А. Д. Сахаров (оно происходило в его квартире) и несколько других диссидентов-правозащитников; присутствовали западные корреспонденты.
28 Объявленные члены: Людмила Алексеева, Михаил Бернштам, Елена Боннэр, Александр Гинзбург, Петр Григоренко, Александр Корчак, Мальва Ланда, Анатолий Марченко, Виталий Рубин, Анатолий Щаранский; член-корреспондент Арм. АН. физик Юрий Федорович Орлов — руководитель Группы. Корчак и Бернштам под давлением обстоятельств отошли от деятельности; Бернштам вскоре эмигрировал; Рубин через несколько месяцев тоже эмигрировал; Марченко находился в ссылке. Состав Группы менялся; число ее членов, находящихся на свободе, в СССР обычно не превышало 5-9 человек; к моменту вынужденной самоликвидации осенью 1983 в Группе осталось три человека: Елена Боннэр, Софья Калистратова, Наум Мейман.
29 Член Группы Гинзбург арестован 3 февраля 1977, Орлов — 10 февраля; через месяц арестовали Щаранского; все они обвинялись в «антисоветской агитации и пропаганде с целью подрыва...» и были осуждены на длительные сроки лишения свободы. Преследования членов Группы продолжались.
30 Члены-основатели Комиссии: Александр Подрабинек, Вячеслав Бахмин, Ирина Каплун, Феликс Серебров и Джемма Квачевская (Ленинград); П. Г. вошел в Комиссию как представитель Хельсинкской группы.
31 Эти заявления прозвучали по зарубежным радиоголосам, появились в бюллетене самиздата «Хроника текущих событий».
32 В июле 1978 А. Гинзбург был осужден по ст. 70 УК РСФСР, часть 2 (Антисоветская агитация и пропаганда с целью подрыва Советской власти, рецидивист) на восемь лет лишения свободы в НТК особого режима (лагерь с особо жестокими условиями содержания). В конце апреля 1979 его и еще четырех политзаключенных обменяли на арестованных в США советских агентов и вывезли за рубеж вместе с семьями.
33 Автор настоящего очерка, также принимавший участие в правозащитном движении, полагает, что репрессии и преследования инакомыслящих диссидентов (т. е. инакомыслящих, не скрывающих свое инакомыслие и пытающихся реализовать права человека...), безусловно представляющие собой грубейшее нарушение основных прав и свобод человека, отнюдь не противоречили Советской Конституции.
34 Заявление, кроме Петра и Зинаиды Григоренко, подписали: Елена Боннэр, адвокат Софья Калистратова, писатель, бывший заключенный сталинских времен Лев Копелев, академик Андрей Сахаров, доктора физико-математических наук Валентин Турчин и Александр Корчак, писатель Лидия Чуковская.
35 Врач, неоднократно оказывал медицинскую и иную помощь диссидентам-правозащитникам.
36 Щаранского арестовали 15 марта 1977; осужден по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде» и в шпионаже на 13 лет лишения свободы, первые три года — в тюрьме... Он не признал себя виновным в шпионаже, доказывал необоснованность обвинений. (Власти обещали освободить его в скором времени и разрешить выезд в Израиль, если он «признает себя виновным»). Через девять лет, в 1986, его «обменяли» на советского шпиона и он выехал в Израиль.
37 Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1978 г. о лишении гражданства СССР Григоренко П. Г.
38 Этот содержательный и ответственный бюллетень самиздата, любая причастность к которому преследовалась и жестоко каралась властью, выходил с 1968 по 1983 год.
39 Подлинные коммунисты, те, кто строит тотальную систему социализма-коммунизма, и те, кто охраняет ее, уверены (и трудно с ними не согласиться), что наибольшую опасность для этой системы представляет инакомыслие, особенно инакомыслие, выраженное в действии, то есть в слове, в несогласии с этой системой, в ее разоблачении, в раскрытии ее подлинной сущности, в слове, выражающем самостоятельную мысль, отказ в согласии, поддержку преступным акциям тоталитарного социалистического государства. Люди, которые в такой системе проявляют инакомыслие, «диссиденты» рассматриваются как преступники, более опасные, чем уголовные преступники в общепринятом понимании этого слова. В тоталитарном государстве понятие государство начинается, закладывается преступлением и держится преступлениями. Преступной становится сама политика, законы; преступления массовые, в государственном глобальном масштабе совершают руководители системы; в преступную деятельность неизбежно вовлечены все члены руководящей — единственной! — партии особого типа, все деятели культуры (искусства, церкви, науки, воспитания и образования) и в конечном счете все население. Тот, кто так или иначе уклоняется, сопротивляется этому, квалифицируется этой системой как преступник. Диссиденты-правозащитники в подавляющем своем большинстве не хотели и не могли (вероятно, потому, что внутренне, подсознательно сопротивлялись этому) понять и признать эту страшную истину.
40 Думаю, что П. Г. выдавал желаемое за действительное. Увы. — М. Л.
Представляем новую рубрику – 1996, №3 (9)
