О чем и как спорят профессионалы
В третьем номере за 1996 год в «Правозащитнике» вышла статья Ю. И. Стецовского, в связи с которой в «Литературной газете» 13 апреля 1997 года появилась публикация сотрудника аппарата Конституционного Суда РФ А. Малышевой, названная «Страшная месть правозащитника со спецдопуском». Два отклика на эту публикацию мы предлагаем читателям. Но прежде — воспроизводим без каких-либо изменений саму статью из «Литературной газеты». Таким образом, редакция в этом номере журнала нарушает заведенную традицию – знакомить с биографиями правозащитников. Сейчас гораздо более актуальным стало не описание фактов биографии, а защита чести и достоинства самого человека. Мы не вступаем в полемику, мы лишь предаем гласности два иных мнения по одному поводу. Пусть читатели сами присоединятся к той или иной позиции. Мы уверены, что в результате чтения предлагаемых материалов читатель получит дополнительные знания в области правозащиты, во всяком случае ощутит живой пульс и живую лексику тех людей, которые призваны делать и многое делают для становления нашей правовой культуры.
«Морщины Пеструхи», – загадочно изрек мой знакомый экстрасенс, поводив чувствительной дланью над текстом статьи Анны Малышевой; потом он тщательно вымыл руки.
Прискорбно, когда российское правовое пространство укатывают танками, но мне претит и увлажнение его помоями. Думаю, что «Страшная месть...» сотрудницы Конституционного Суда подает дурной пример развязного, оскорбительного и неконструктивного ответа на критику, к которой следовало бы прислушаться. Деятельность суда публична; судьям нужно быть профессионально терпимыми к чужому мнению, высказывается ли оно стороной в процессе, коллегой-правоведом или журналистом. Только тоталитарные структуры подавляют источники обратной связи, обрекая инакомыслящих на физическую либо гражданскую смерть.
Ю.И. Стецовский, начавший свою трудовую деятельность в четырнадцатилетнем возрасте, сын репрессированных родителей, адвокат, педагог и ученый, известный многолетним бескорыстным служением праву, один из авторов Концепции судебной реформы и основной разработчик проекта нового закона об адвокатуре, участник Конституционного Совещания и член Совета по судебной реформе при Президенте Российской Федерации, может выбирать, кому нравиться, для кого быть учителем, соратником, оппонентом. Забавно, что на его «бурное адвокатское прошлое» и несуществующие «грехи советских времен» намекают люди, сейчас «звучащие гордо», а тогда сидевшие тихо.
Профессор Ю.И. Стецовский дважды выступал на заседаниях Конституционного Суда в качестве эксперта. Может ли обижаться высокопоставленный суд на то, что приглашенный им специалист повторил в печати позицию, излагавшуюся ранее в судебном заседании? В журнале «Правозащитник» (1996 г., № 3) Ю.И. Стецовский приветствует, «что Конституционный Суд признал неконституционность исключения времени ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела из установленного срока ареста». Эксперт вполне справедливо возмущается тем, что противоправные нормы будут продолжать калечить судьбы людей. Мне. как судье, понятно, почему человек, всеми силами стремящийся вырваться из следственного изолятора, подчас не хочет тщательно знакомиться с материалами многотомного дела ценой продления пытки голодом, чесоткой, духотой; постоянно я вижу, как такие люди, поспешно согласившись с окончанием расследования, спохватываются только в суде и ходатайствуют о новом ознакомлении с делом. Как же можно было «входить в положение» силовых ведомств и с олимпийским спокойствием взирать на применение ими неконституционных норм?
С позиции Конституционного Суда, можно. По его постановлению, необходимы законодательные решения, а они «требуют определенного времени». Хотя существующий порядок «не соответствует Конституции» и «придает ограничению права на свободу при аресте произвольный характер», надо сохранить произвол и отложить исполнение принятого постановления, так как «пробельность в урегулировании института содержания под стражей, возникающая в результате признания оспариваемой нормы неконституционной, может иметь определенные отрицательные последствия» (п.7 постановления Конституционного Суда). Таким образом, в журнале «Правозащитник» уместно цитируются вожди: принимаемые меры «не должны ограничиваться законами» (В.И. Ленин) и законы можно «отложить в сторону» (И.В. Сталин). Соблюдение Конституции, оказывается (в который раз!), может иметь «отрицательные последствия».
Соответствует правоведческой практике обращение Ю.И. Стецовского не только к резолютивной части постановления Суда, но и к системе аргументации, приведенной в мотивировочной его части; по смыслу закона, обязательная сила придается всему тексту постановления Конституционного Суда, а не только его завершающим пунктам (ст. ст. 6 и 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»).
Оценка п. 3 постановления Конституционного Суда не так проста, госпожа Малышева! Согласно этому пункту компетентный прокурор не может продлить срок содержания под стражей на срок более полутора лет. Но разве можно игнорировать такую «малость», как распад СССР?! Согласно ч. 2 ст. 97 УПК РСФСР продление ареста до полутора лет относилось к исключительной компетенции Генерального прокурора СССР. Что же касается Генерального прокурора России, то он мог продлить срок предварительного заключения только до 6 месяцев. К моменту рассмотрения Конституционным Судом жалобы В.В. Шелухина десятки (если не сотни) тысяч людей арестовывались на основании Указа Президиума Верховного Совета РСФСР, который не стал законом; между тем единственным источником процессуального права и средством ограничения прав граждан является закон (ст. 55 Конституции Российской Федерации, ч. 1 ст. 1 УПК РСФСР).
Практика произвольных арестов могла бы прекратиться, если бы у судей высшего органа конституционного контроля хватило мужества довести до конца дело, рассматривавшееся в апреле 1993 года. Тогда были выслушаны стороны и эксперты, но Конституционный Суд вместо вынесения постановления отложил заседание, «забыв» даже указать дату следующего слушания. Верховному Совету Российской Федерации дали время для закрепления чудовищных сроков содержания под стражей «по строгим правилам искусства». С тех пор Конституционный Суд к данному вопросу не возвращался. Неправомерная практика была освящена Государственной Думой лишь в декабре 1996 года, и в новом 1997 году допускавшие массовое превышение полномочий прокуроры – «блюстители» закона, которого не было, – получили индульгенцию.
Ссылаясь в постановлении от 13 июня 1996 года на несуществующий закон и говоря о сомнительных, оспоренных правах прокурора как о бесспорных и признанных, Конституционный Суд фактически развязал руки органам уголовного преследования. Ведь по его выводам, если полномочия прокурора исчерпаны, суд «может принять собственное решение по данному вопросу». Фактически Конституционный Суд выразил согласие с «принципом», по которому исходя из «социально оправданных целей» возможно беспредельное увеличение срока ареста. Государственная Дума воплотила подсказку Конституционного Суда в текст поправок к УПК РСФСР, не пощадив даже несовершеннолетних. Этого не было даже в Законе СССР от 28 ноября 1989 года и Указе от 11 декабря того же года, в последних сказано иное: продление срока ареста сверх полутора лет не допускается и обвиняемый подлежит немедленному освобождению из-под стражи.
Не только Ю.И. Стецовский указывает на допускаемые Конституционным Судом просчеты, юридические ошибки и уклонение от стези служения праву. В печати отмечалось, что в разгар непрофессионально организованного, закончившегося противоречивым и половинчатым решением разбирательства по делу «Ельцин – КПСС» судьи не погнушались принять от стороны в этом процессе – Президента – высшие квалификационные классы (настоящим судьям классы присваиваются по результатам аттестации в органах судейского сообщества) и 30%-ю прибавку к жалованью. В Указе Президента от 7 октября 1993 года Суд упрекается в том, что он «Дважды... своими действиями и решениями ставил страну на грань гражданской войны. Но когда угроза гражданской войны становилась реальной. Конституционный Суд... бездействовал...» Нельзя забывать, что 31 июля 1995 года этот Суд одобрил меры по «восстановлению конституционной законности в Чеченской Республике». 5 марта 1997 года в «ЛГ» была опубликована статья Д. Лопухина, который небезосновательно упрекает Суд в упрощенчестве и склонности переводить рассматриваемые вопросы «из ранга решаемых в ранг вечных». Будучи автором первого закона о Конституционном Суде (утвержден Съездом народных депутатов России 12 июля 1991 года), я тоже неоднократно говорил и писал о недопустимой политизированности Суда, о пренебрежительном его отношении к нормам закона, но «пожелания мои – увы – остались втуне».
Не являются ли нападки А. Малышевой на одного из критиков, эмоционального, но корректного, началом кампании по затыканию ртов представителям юридической общественности и предостережением всем, кто имеет собственное мнение? Народ безмолвствует, лишь один Конституционный Суд «бабачит и тычет»?
И тут самое время перейти к «преданьям старины глубокой», оживленным бойким пером А. Малышевой, к делу В.А. Смирнова. Я не могу считать А. Малышеву полностью ответственной за соответствующую часть статьи; во-первых, она не имела касательства к процессу об измене Родине, завершившемуся в Московском городском суде 26 октября 1982 года постановлением обвинительного приговора; во-вторых, некомпетентность ее в вопросах судебной адвокатуры лежит на поверхности. Так, она с праведным негодованием заявляет: «...протест на решение суда по делу Смирнова принес опять-таки не адвокат, что было бы логично, а заместитель Генерального прокурора...» А. Малышевой невдомек, что ни обвиняемый, ни защитник, ни потерпевший в России не приносят протестов; этим правом наделены лишь прокуроры, высокопоставленные председатели судов и их заместители. Не осведомлена она, ссылающаяся на нормы Международного пакта о гражданских и политический правах, что в советское время суды не были уполномочены непосредственно применять нормы международного права, доколе они не получали закрепления в законах страны («теория трансформации»). Очевидно, что А. Малышева имела пристрастного и малосведущего в вопросах адвокатуры информатора.
Возможно, по случайному совпадению новый адвокат, выступавший на стороне В.А. Смирнова в Конституционном Суде, — профессор И.Л. Петрухин – в 1993 году выпустил книгу «Вам нужен адвокат...», где почти в тех же выражениях, что и в статье «Страшная месть...», пересказывается дело В. А. Смирнова и столь же негативные оценки даются работе его защитника (с. 272 — 275). Имея опыт практической работы лишь в качестве следователя, принятый в коллегию адвокатов накануне выхода названной книжки, И.Л. Петрухин сообщает в ней удивительные вещи: зачисляет в число адвокатов известного судебного деятеля прошлого и начала нынешнего века А.Ф. Кони (с. 15); выдумывает право Минюста поручать президиуму коллегии адвокатов отстранять адвоката от ведения дел (с. 25); предлагает визуальное наблюдение за свиданием адвоката с подзащитным (с. 65) в то время, когда это законом не допускалось; рассуждает о «заработной плате» адвокатов, как если бы они были рабочими или чиновниками (с. 101); рекомендует адвокатам доносить на подзащитных, «если обвиняемый сообщил адвокату о готовящемся опасном преступлении, совершение которого еще возможно предупредить», и становиться свидетелями обвинения по делу доверителей (с. 144).
Разумеется, я слишком высоко ценю презумпцию невиновности, чтобы обвинить профессора И.Л. Петрухина, подписи которого нет под озаглавленной по-гоголевски статьей, в низости – шельмовании оппонента чужими руками. Поэтому я просто выскажу свое профессиональное мнение по поводу того давнего дела и его современного продолжения.
Итак, адвокат Ю.И. Стецовский был назначен через президиум коллегии адвокатов защитником В.А. Смирнова. Ошибочно путать «спецдопуск» адвоката, занимавшегося делами политзаключенных, со «спецобслуживанием» и «спецпайками»: защитники «узников совести» (а в их числе – С.В. Каллистратова, Д.И. Каминская, Б.А. Золотухин и другие)расплачивались за честное исполнение долга многими неприятностями, включая жизнь «под колпаком», а подчас – изгнанием из адвокатуры.
У меня нет оснований не верить утверждениям Ю.И. Стецовского (они были сделаны задолго до опубликования статьи А. Малышевой), что в ходе предварительного следствия и в суде В. А. Смирнов признавал себя виновным в измене Родине; с данным фактом согласна и А. Малышева. В этих условиях защитник Ю.И. Стецовский, выступая перед Судебной коллегией по уголовным делам Московского городского суда, обратив внимание суда на недоказанность обвинения, он на случай, если суд с этими доводами не согласится, просил о снисхождении. Этот адвокатский прием я наблюдаю в суде ежедневно и отнюдь не считаю его порочным. В обстановке, когда вердикт суда предрешен (1982 год – поздний застой), такое поведение защитника разумно и безукоризненно, особенно если адвокат думает о судьбе клиента, а не о том, как он будет выглядеть в историях, написанных далекими от правозащитной деятельности людьми. Ю.И. Стецовский в Лефортово продиктовал подзащитному кассационную жалобу с просьбой приговор отменить и дело производством прекратить; поскольку в ходе предварительного следствия и в суде В.А. Смирнов признавал свою виновность, видимо, тактически важно было письменно зафиксировать в собственноручном документе его отказ от самооговора, и поэтому под обращением в Верховный Суд стоит лишь подпись осужденного. В последующие годы Ю.И. Стецовский неоднократно обращался с жалобами в порядке надзора на приговор и кассационное определение; в конце концов заместитель прокурора РСФСР все же внес протест в Президиум Верховного Суда РСФСР, но там протест был оставлен без удовлетворения.
Казалось бы, сделано все возможное, получено последнее окончательное решение – юридический тупик; высшая судебная инстанция России отказалась реабилитировать В.А. Смирнова. Отнюдь. Ст. 9 Закона «О реабилитации жертв политических репрессий» в данном случае позволяет добиваться нового рассмотрения дела в той же высокой судебной инстанции, причем, учитывая современную политическую обстановку, с обоснованными надеждами на полное прекращение дела. Рискну предположить, что по этому пути развивалась бы линия защиты, веди ее искушенный в судебной практике профессионал Ю.И. Стецовский. Но тут в дело вступает новый адвокат – И.Л. Петрухин.
В А. Смирнов подписывает жалобу, а И.Л. Петрухин принимает поручение на ведение дела в Конституционном Суде, где заместителем председателя Суда служит... его жена Т.Г. Морщакова. К счастью, ее подписи нет под постановлением Суда от 20 декабря 1995 года. Надо сказать, что В. А. Смирнов ранее был признан виновным в измене, выразившейся в: невозвращении из-за границы: выдаче государственной тайны; оказании иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР. Адвокат одерживает пиррову победу в Конституционном Суде: положение, квалифицирующее бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы как форму измены Родине, признано не соответствующим Конституции; прочие пункты обвинения конституционны. Итак, В.А. Смирнов не реабилитирован и. видимо, после такого постановления Конституционного Суда никогда реабилитирован не будет; наказание, отбытое им. назначено, как выясняется, правильно. Фамилия И. Л. Петрухина красуется в анналах. Судья Анатолий Кононов выступает с критикой принятого с его же участием постановления Конституционного Суда («ЛГ». 1996. 17 января), но это уже ничего не меняет. Примерно о такой же ситуации царский юрист П.С. Пороховщиков, написавший блестящую книгу о судебном красноречии, с иронией заметил: «Обвинению много помогали защитники», а потом посоветовал адвокатам помнить, что прокурор, выступая в суде, «играет на свои», а защитник – всегда на чужие.
Такова, как она мне представляется, правда о Правозащитнике Ю.И. Стецовском и «страшной мести» его недоброжелателей. Я не простил бы себе молчания. Травля выдающегося деятеля судебной реформы Ю.И. Стецовского позорна. Ее организаторы и исполнители, кажется, руководствуются старым присловием: «Кидайте грязью: что-нибудь останется». Непременно. На руках кидающих.
