О чем и как спорят профессионалы
В третьем номере за 1996 год в «Правозащитнике» вышла статья Ю. И. Стецовского, в связи с которой в «Литературной газете» 13 апреля 1997 года появилась публикация сотрудника аппарата Конституционного Суда РФ А. Малышевой, названная «Страшная месть правозащитника со спецдопуском». Два отклика на эту публикацию мы предлагаем читателям. Но прежде — воспроизводим без каких-либо изменений саму статью из «Литературной газеты». Таким образом, редакция в этом номере журнала нарушает заведенную традицию – знакомить с биографиями правозащитников. Сейчас гораздо более актуальным стало не описание фактов биографии, а защита чести и достоинства самого человека. Мы не вступаем в полемику, мы лишь предаем гласности два иных мнения по одному поводу. Пусть читатели сами присоединятся к той или иной позиции. Мы уверены, что в результате чтения предлагаемых материалов читатель получит дополнительные знания в области правозащиты, во всяком случае ощутит живой пульс и живую лексику тех людей, которые призваны делать и многое делают для становления нашей правовой культуры.
В статье «К проблеме арестов в России» доктор юридических наук профессор Ю.И. Стецовский пишет о бесчеловечных, пыточных условиях содержания в следственных изоляторах, где люди, еще не представшие перед судом, не признанные преступниками, заболевают, становятся инвалидами, а то и гибнут. И это при том, что аресты сплошь и рядом применяются к тем, кто не опасен для общества, и, что не менее важно, – практикуются непомерно длительные сроки содержания под стражей. Снижению уровня преступности такое положение никак не содействует. И если арест продолжается при отсутствии доказательств, необходимых и достаточных для передачи дела в суд, то, как правило, это происходит потому, что дело дутое. При этом ссылались на незаконно включенную в текст статьи 97 УПК РСФСР («Сроки содержания под стражей») часть 5, по которой время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела при исчислении срока не учитывается. Таким образом перечеркиваются правила о предельных сроках арестов, и содержание в СИЗО под предлогом ознакомления с делом затягивается на годы.
В апреле 1993 года проблема попала в поле зрения Конституционного Суда. Были заслушаны стороны, эксперты, однако заседание отложили на неопределенный срок. Возможно, была учтена позиция заинтересованных силовых ведомств и прислушивающегося к ним представителя парламента, который высказался за урегулирование проблемы изменением закона. Лишь по истечении более трех лет по жалобе гражданина Шелухина К.С. вернулся к вопросу и 13 июня 1996 года вынес постановление о признании части 5 ст. 97 УПК неконституционной. Само по себе это обязывало бы следователей, прокуроров и администрацию СИЗО немедленно освободить обвиняемых, содержащихся под стражей свыше законных сроков. Однако не тут-то было. Оказывается, потерянных более трех лет мало и 13 июня 1996 года освобождение узников отложили еще на полгода с тем, чтобы парламент внес соответствующие изменения в закон.
Тем временем была развернута кампания против постановления КС. Инспирируемые силовыми ведомствами журналисты запугивали публику массовым исходом из СИЗО бандитов, которые зальют кровью Россию (см., например, «Известия» от 12 октября 1996 года). Ничего подобного, однако, не произошло. Не только потому, что бандиты – редкие гости наших мест лишения свободы. Обычно крайне медлительные, парламентарии на этот раз почти уложились в шестимесячный срок и, идя навстречу органам уголовного преследования, 31 декабря 1996 года приняли закон, который разрешил Генеральному прокурору РФ продлевать содержание под стражей до полутора лет, после чего срок может быть продлен (правда, уже не прокурором, а судьей, от чего обвиняемому не намного легче) для ознакомления с делом на шесть месяцев, затем для удовлетворения ходатайств обвиняемого или его защитника – еще на шесть месяцев. Не исключено и последующее продление – для ознакомления с материалами, дополнительно собранными во исполнение ходатайства. Итак, за использование права знакомиться с делом и заявлять ходатайства обвиняемый должен платить месяцами и годами содержания под стражей в пыточных условиях СИЗО. Конечно, если останется жив.
Таков конечный результат постановления КС от 13 июня 1996 года.
Профессор Ю.И. Стецовский – не только один из ведущих специалистов в области конституционного права и уголовного процесса, но и практикующий адвокат. Происходящее в местах лишения свободы ему становится известным непосредственно, во всей трагической конкретике.
Странным, неадекватным откликом на его статью представляется выступление руководителя пресс- службы КС Анны Малышевой на страницах «Литературной газеты». По ее словам, статью Ю. Стецовского она читала, рискуя своим психическим здоровьем. Бог весть, как там с психикой, но вот с логикой и нравственностью у нее несомненные проблемы. Для начала А. Малышева пишет, что Ю. Стецовский «принял знамя критиков постановления КС из рук следственных работников», недовольных признанием части 5 ст. 97 неконституционной. А в следующем абзаце она пишет, что Ю. Стецовский «придерживается традиционной для правозащитника точки зрения, что часть 5 ст. 97 УПК нарушает права человека, антигуманна, антиконституционна». Будто написано под диктовку двух человек, не вполне договорившихся друг с другом. Далее у А. Малышевой следует совершенно лживый пассаж: «Адвокат (речь идет все о профессоре Ю. Стецовском. – А.Л.) должен бы приветствовать постановление Конституционного Суда, которым Суд признал вышеназванную норму не соответствующей Конституции и утратившей силу. Ничего подобного». Это при том, что профессор Ю. Стецовский пишет буквально: «...следует приветствовать, что Конституционный Суд признал неконституционность исключения времени ознакомления обвиняемого и его защитника из установленного срока». Как видно, это совсем не то «знамя», под которым сплотились противники постановления КС от 13 июня 1996 года.
А. Малышева обличает Ю. Стецовского и в том, что он злонамеренно смешивает мотивировочную часть постановления, в которой КС только констатирует факты, с резолютивной частью, выражающей самую суть решения. Но это не так. Достаточно внимательно прочесть статью «К проблеме арестов в России», чтобы убедиться: автор считает ошибочными сами констатации, из которых исходил КС.
Так, профессор Ю. Стецовский указывает на парадоксальное положение: КС рассматривал правила части 5 ст. 97 УПК как положения закона, принятого в установленном порядке. А этого не было. Изменения правил о продлении сроков содержания под стражей были введены Законом СССР от 28 ноября 1989 года, который затем был продублирован Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 11декабря 1989 года. Но порядок производства по уголовным делам определяется не указами, а законами. Российская Конституция того времени устанавливала, что указы Президиума Верховного Совета об изменении законодательных актов действуют временно до ближайшей сессии Верховного Совета, на которой они утверждаются и после этого становятся законами. Как правило, утверждение происходило без обсуждения, как бы автоматически.
На это, видимо, и рассчитывали сотрудники издательства «Юридическая литература», которые поторопились включить в очередное издание УПК РСФСР текст ст. 97 в редакции Указа от 11 декабря 1989 года. Но они ошиблись. Указ Верховным Советом не утверждался и законом так и не стал. В искаженном виде ст. 97 УПК функционировала 7 лет, не существуя – вроде тыняновского поручика Киже, порождения писарской описки. Короче, судьи КС 13 июня 1996 года обсуждали закон, которого нет.
Отвергает профессор Ю. Стецовский и констатируемую КС «необходимость воспрепятствовать обвиняемому и защитнику в затягивании ознакомления с материалами дела». Он считает, что обвиняемые отнюдь не стремятся продлить пребывание в кошмарных условиях СИЗО, как и адвокаты не заинтересованы помогать им в этом, отказываясь от ведения других дел. Практически затяжка часто происходит из-за следователей, которые без нужды раздувают многотомные «дела – гиганты», не укладываются в предельные сроки содержания обвиняемых под стражей и, чтобы прервать исчисление этих сроков, объявляют окончание расследования и ознакомление обвиняемых с делом, когда расследование далеко не закончено, а тем временем продолжают производить следственные действия.
Недостаточность своих доводов против статьи Ю. Стецовского А. Малышева попыталась компенсировать соображениями о личности профессора. Для этого она привлекла сведения из уголовного дела В.А. Смирнова, осужденного пятнадцать лет назад за измену Родине. Какое отношение имеет это дело к статье Ю. Стецовского об арестах в России? Судите сами.
В 1982 году Смирнов предстал перед Московским городским судом по обвинению в измене Родине. Защищать его президиум Московской городской коллегии адвокатов назначил Ю.И. Стецовского. Суд признал Смирнова виновным в том, что в 1981 году, находясь в служебной командировке в Норвегии, он отказался возвратиться, а также оказывал помощь иностранному государству в проведении враждебной деятельности и выдавал государственную тайну. Суд приговорил его к 10 годам лишения свободы. Через 9 лет он был освобожден в порядке помилования. 13 лет спустя, в 1995 году, КС по жалобе того же Смирнова проверял конституционность ряда положений ст. 64 УК РСФСР, по которой был осужден жалобщик.
А. Малышева пишет, что Ю. Стецовский защищал Смирнова плохо: просил суд о смягчении наказания, а не об оправдании подзащитного; кассационная жалоба подана не адвокатом, а самим осужденным; протест в Президиум Верховного Суда принес заместитель прокурора РСФСР, тогда как, по мнению А. Малышевой, это должен был сделать сам Ю. Стецовский.
По-видимому, А. Малышева не осведомлена, что адвокат избирает позицию, исходя из конкретных обстоятельств дела, с учетом показаний своего подзащитного, принимая во внимание судебную практику, сложившуюся к данному времени по данной категории дел. На предварительном следствии и в суде Смирнов признавал себя виновным. Вступал ли адвокат в полемику с подзащитным, опровергал ли его, Малышева не знает. Не знает она и о том, что вопрос, как поступить адвокату, несогласному с приговором, – самому подать жалобу или подготовить жалобу, которую подпишет подзащитный, – не имеет однозначного, общего для всех случаев решения. В деле же Смирнова имело значение, что после приговора осужденный отказался от своих признаний и раскаяний, и его жалоба представляла по сути новые его объяснения. Такая жалоба должна была исходить от Смирнова, а не от адвоката.
Не знает или не хочет знать А. Малышева и того, что принести протест в Президиум Верховного Суда вправе только председатель этого суда, Генеральный прокурор и их заместители, но никак не адвокат. Принесение протеста – предел того, что может добиться защитник своими жалобами в системе судов общей юрисдикции. На заседание Президиума защитник обычно не приглашается и повлиять на рассмотрение протеста не может.
Что же касается рассмотрения дела по жалобе Смирнова на неконституционность ст. 64 УК РСФСР, где Смирнова представлял уже другой адвокат, то взгляд КС, выраженный в постановлении от 20 декабря 1995 года, во многом совпадает с приговором Мосгорсуда. КС дезавуировал эту статью лишь в части, квалифицирующей как измену отказ возвратиться из-за границы. В то же время КС признал соответствующими Конституции все другие обвинения, инкриминированные Смирнову по приговору.
Как видно, к проблеме арестов в России дело Смирнова притянуто за уши. Зачем же это понадобилось А. Малышевой? А затем, чтобы использовать дело Смирнова как повод для инсинуаций. Так, она пишет, что профессор – «старорежимный адвокат, причем не простой, а имеющий допуск КГБ к делам о государственной тайне», из тех, кого «в то время считали сотрудниками КГБ» и т. п. Все это несусветный вздор. Получение допуска до марта 1996 года было условием участия адвоката в делах о так называемых государственных преступлениях. Это влекло не привилегии, а ограничение прав, в частности права выезда за рубеж. Допуски вынуждены были получать отнюдь не друзья КГБ, а подлинные защитники и единомышленники политических диссидентов, которыми гордится российская адвокатура.
В достойных сожаления тонах говорится и о докторской диссертации Ю. Стецовского, защищенной в 1983 году в Академии МВД. Из того, что этот труд имеет гриф «для служебного пользования», А. Малышева извлекает вывод, будто соискатель «хотел поделиться с коллегами из МВД некими особыми приемами защиты, которых не положено знать другим адвокатам». И это совершенная чепуха. Ограничительный гриф в то время был обязательным для диссертации Ю. Стецовского, поскольку в ней рассматриваются работы с этим грифом. Ученый совет Академии МВД – один из немногих, которые были правомочны принимать к защите такие диссертации. Взгляды же Ю. Стецовского на положение адвоката в уголовном процессе никакого секрета не представляют. Они изложены в десятках его монографий, пособий, научных статей, распространенных без каких-либо ограничений в России, в ближнем и дальнем зарубежье.
Статью профессора Ю. Стецовского в журнале «Правозащитник» А. Малышева телепатически объясняет тем, что он недоволен решением КС по делу Смирнова, как и тем, что КС якобы «вторгался в прошлое адвоката и напомнил ему о грехах советских времен». Но этот опыт чтения мыслей на расстоянии не соответствует фактам. После вступления в силу приговора по делу Смирнова Ю. Стецовский неоднократно подавал жалобы в порядке надзора. И огорчить его могло не обращение Смирнова в КС, а то, что это не дало ощутимых результатов. И о каких «старых грехах» может идти речь? Более сорока лет Ю. Стецовский состоит в Московской городской коллегии адвокатов. Выступая в судах, читая лекции студентам, публикуя свои труды, участвуя в правозащитном движении, он постоянно у всех на виду. О вторжении КС в жизнь профессора Ю. Стецовского можно говорить, имея в виду разве что неоднократные приглашения в КС в качестве эксперта. Но разве за это мстят?
С органами же ОГПУ– НКВД– МГБ Ю. Стецовский действительно был связан давно и прочно, хотя и совсем не так, как это рисует А. Малышева. На протяжении 1928 –1936 годов его отец, ученый-историк, трижды был арестован этими органами по ложным политическим обвинениям и в 1945 году скончался в Воркуте. В 1937 году, десяти лет отроду, Ю. Стецовский, его мать, учительница музыки, и пятилетний брат как общественно опасные элементы по решению органов НКВД были высланы из Москвы в Тюменскую область. Окончить школу не пришлось. В 14 лет Юрий пошел на завод. Работая на токарном станке, умудрился экстерном сдать экзамены на аттестат зрелости. Также экстерном в 1951 году он прошел курс Московского юридического института. Путь к судебной работе сыну «врагов народа» тогда был закрыт. Только в 1956 году, после реабилитации родителей, Ю.И. Стецовского приняли в коллегию адвокатов. И с тех пор он активный правозащитник – и по профессии, и по призванию, и по сыновнему долгу. Удостоен высших ученых степеней и званий, заслуженный юрист России, участник разработки проектов Конституции, ряда федеральных законов. Этого-то человека А. Малышева ославила как «чуть ли не сотрудника служб безопасности» и т. п.
Не будем гадать, что подвигло А. Малышеву выступить со статьей – личное чувство ведомственного патриотизма или наущение начальства. Так или иначе, это выступление не делает чести ни ей самой, ни КС, ни «Литературной газете».
Полиграф и права личности (продолжая начатую тему) – 1998, №2 (16)
