Российские следственные изоляторы забиты и теми, кто не представляет опасности для общества. Сохраняется прежняя карательная практика, отличающаяся неразборчивостью средств и чрезвычайной жестокостью.
28 ноября 1989 года Верховный Совет СССР решил «укрепить» гарантии презумпции невиновности, увеличив сроки ареста граждан, которых суд виновными не признал. Таким образом, за реализацию одного из конституционных прав человека – права на защиту – расплачиваться следует лишением свободы: «Время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела при исчислении срока содержания под стражей в качестве меры пресечения не учитывается». Ни до 1917 года, ни позже в законах России не было подобных решений, и кажется, что слова Закона от 28 ноября 1989 года «писаны кнутом» (Пушкин).
Этот Закон не только предоставил возможность прокурорам продлевать сроки арестов, но и, расширив масштабы государственного принуждения, разрешил ряду новых лиц продлевать эти сроки.
В подготовленном выступлении, которое А. Д. Сахаров не успел произнести на Съезде народных депутатов СССР, предлагалось отменить упомянутый Закон и подчеркивалось: «Реально в нашей жизни подозреваемый или обвиняемый находится в чрезвычайно тяжелых условиях давления следствия. У всех на памяти многочисленные случаи самооговоров, взятия вины на себя из-за пресса камер, избиений, шантажа и угроз. У всех на памяти смертные приговоры невиновным, приведенные в исполнение не только в республиках, но и в Москве. Продле ние следствия, в котором нет никакой необходимости (девять месяцев, разрешенные сейчас, – достаточно большой срок), – это ужесточение и без того антигуманного нашего законодательства. Это не улучшит результатов борьбы с преступностью, а только еще больше ужесточит наше и без того тяжело больное общество. Вся страна в новом законе справедливо увидит новую ложь. Ведь мы столько говорили о гуманизации законодательства. А единственно, что родили, так этот беззаконный закон...»1.
11 декабря 1989 года Президиум Верховного Совета РСФСР своим Указом включил текст общесоюзного Закона от 28 ноября 1989 года, статью 97, в УПК РСФСР («Сроки содержания под стражей»). Однако 13 июля 1990 года Верховный Совет РСФСР этот Указ не утвердил, а 10 октября 1990 года, подтвердив приоритет российских законов, установил: «Нормы законодательных и иных актов Союза ССР применяются на территории РСФСР, если они не противоречат Декларации о государственном суверенитете РСФСР, другим законодательным актам РСФСР». Правило о неприменении законодательства Союза ССР на территории суверенного государства, имеющего по тем же вопросам свои законы, было еще раз подтверждено Верховным Советом 12 декабря 1991 года2.
Изложенное выше относится не к какой-либо части, а ко всему Указу от 11 декабря 1989 года. И речь идет не о единичных случаях, а о массовых незаконных и произвольных арестах.
Применение в России закона СССР от 28 ноября 1989 года нельзя оправдать ссылкой на постановление Верховного Совета РФ от 17 января 1992 года о предоставлении Генеральному прокурору РФ полномочий по продлению срока арестов до полутора лет, а его заместителям – до одного года, то есть в три раза дольше, чем это предусмотрено никем не отмененной статьей 97 УПК РСФСР. В этом постановлении ничего не сказано о праве других прокуроров продлевать и без того большие сроки арестов. Ничего не сказано также об осуществлении конституционного права на защиту ценой удлинения срока ареста. Постановление от 17 января 1992 года, подписанное председателем Верховного Совета РФ, несовместимо с положением статьи 9 Международного пакта о гражданских и политических правах: «Никто не должен быть лишен свободы иначе, как на таких основаниях и в соответствии с такой процедурой, которые установлены законом». Согласно ст. 129 Конституции РФ и ст. 1 УПК РСФСР полномочия прокуроров и порядок уголовного судопроизводства определяются законами.
Права человека могут быть ограничены в России только Федеральным законом, принятым по строго установленной процедуре Государственной Думой и Советом Федерации, подписанным и обнародованным Президентом (ст. 84, 105, 107 Конституции РФ). Все другие акты Федерального Собрания или его палат, Президента, Правительства, не говоря уже об актах министерств и ведомств, ограничивающие права и свободы человека, применяться не должны. Такой порядок соответствует принципу разделения властей, содействует функционированию системы сдержек и противовесов.
Следует подчеркнуть, что сроки предварительного заключения не только чрезмерны, но к тому же не соблюдаются. Десятки тысяч обвиняемых содержатся под стражей с превышением сроков, установленных уголовно-процессуальным законодательством. Во множестве случаев сроки арестов увеличиваются незаконно3. Порою с санкции прокурора в следственных изоляторах содержатся ненужные на данный момент следствию люди, чтобы они были под рукой, если понадобятся.
Свою обязанность освобождать из-под стражи каждого, кто содержится сверх установленного законом срока, прокуроры не выполняют. У них пет заинтересованности пресекать нарушения закона в ходе расследования, так как оно ведется под их же надзором и руководством. Надзор прокурора за самим собой – одна из опасных советских фикций.
Многочисленные факты нарушения сроков содержания под стражей признаются не только органами государственной власти Российской Федерации. Это отмечено и Специальным докладчиком Комиссии ООН по правам человека, посетившим в 1994 году пенитенциарные учреждения России. Те же выводы сделали представители и других международных организаций4.
Российские следственные изоляторы забиты и теми, кто не представляет опасности для общества. Сохраняется прежняя карательная практика, отличающаяся неразборчивостью средств и чрезвычайной жестокостью. Специальный докладчик Комиссии ООН справедливо отметил, что увеличение количества необоснованных арестов связано с традицией, согласно которой интересы государства ставятся выше интересов отдельного человека, при этом «основной упор делается на содержании под стражей, а не на освобождении под залог либо иные формы». Кроме того, он обратил внимание на аресты лиц, обвиняемых в совершении впервые ненасильственных преступлений и мелких правонарушений'. В Докладе о соответствии правового порядка в Российской Федерации нормам Совета Европы сообщается об арестах «наугад» и по незначительным поводам. Международный эксперт сообщает о поразившей его встрече в Московском СИЗО № 2 с женщиной, содержащейся длительное время под стражей за кражу трех огурцов! По его мнению, «чрезмерное использование предварительного заключения – особенно в свете тяжелых условий содержания – не соответствует гарантии личной свободы»6.
Учреждения ООН толкуют требование о возможности ареста в узком смысле. Например, «если данное лицо представляет собой ясную и серьезную опасность для общества, которая не может быть ограничена каким-либо иным образом». Сама же по себе тяжесть обвинения или необходимость продолжать следствие не является достаточным основанием для продления срока досудебного ареста. Комитет по правам человека ООН указал на нарушение статьи 9 Международного пакта о гражданских и политических правах, когда основной целью содержания обвиняемого под стражей в течение 9 недель являлось стремление добиться от него признательных показаний.
По выводу Специального докладчика, назначенного Комиссией ООН по правам человека: «Хотя Комитет по правам человека не представил конкретного определения того, что является «разумным сроком», ясно, что 18-месячный предел досудебного содержания под стражей в Российской Федерации несовместим со статьей 9 (3) Пакта, особенно в свете того, что содержание под стражей может затягиваться на годы вследствие необоснованных задержек в ходе судебного разбирательства»7.
Аналогично решается вопрос о сроке ареста в статье 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В Документе Московского совещания по человеческому измерению СБСЕ государства-участники обязались «обращать особое внимание на проблему альтернативы тюремному заключению». Осуществить эти начинания мог бы суд не по названию, а тот, который следует Конституции РФ: общепризнанные принципы и нормы международного права имеют преимущественную силу и непосредственно порождают права человека и гражданина.
Эксперты Совета Европы и ООН, посетившие российские следственные изоляторы, пришли к выводу о попрании там прав человека. Специальный докладчик Комиссии ООН по правам человека Найджел С. Родли, побывавший в камерах российских СИЗО, утверждает, что «оказался не подготовленным к той чудовищной картине, которую он там увидел», что «ни принципиальные соображения, ни скудость ресурсов не могут оправдать затягивание хотя бы на минуту с решением наиболее жгучей проблемы, связанной с условиями содержания в некоторых изоляторах, которые созданы явлением, именуемым довольно мягким словом «переполненность». Российская Федерация несет ответственность по своему законодательству и должна по международному праву положить конец широко распространенным условиям, которые ее собственные официальные лица называют «бесчеловечными». И далее: «Специальному докладчику понадобились бы поэтический талант Данте и художественное мастерство Босха, чтобы точно изобразить адские условия, с которыми он столкнулся в этих камерах. Восстают чувство обоняния, осязания, вкуса и зрения. Условия являются жестокими, бесчеловечными и унижающими достоинство; они сами по себе являются пытками. Поскольку подозреваемые лица содержатся там, чтобы ускорить проведение следствия, сломив их волю с целью получения признания и информации, вполне можно считать, что они подвергаются пыткам». В выступлении на сессии Комиссии ООН по правам человека представитель Российской Федерации признал, что в переполненных следственных изоляторах господин Родли увидел условия, «в которых находятся люди, о чем он подробно и без прикрас написал в своем докладе»8.
О том же сказано в Докладе Комиссии по правам человека при Президенте РФ9. В базовом документе Российской Федерации, который в июле 1995 года обсуждался Комитетом по правам человека ООН, признаются крайне неблагоприятные условия в местах предварительного заключения. «Вместо положенных 2,5 кв.м на человека приходится меньше метра; в камерах, рассчитанных на 20 человек, сидят по 60 и больше людей, еще не признанных судом преступниками...»10.
До конца XX века российские власти намечают увеличить количество мест в СИЗО путем строительства и реконструкции существующих. Однако этого явно недостаточно. Число арестов из года в год растет. И сколько бы ни строили новых изоляторов, их не будет хватать. По обоснованному выводу международных экспертов, изучавших проблему переполнения следственных изоляторов в России, проблему можно решить «уменьшив количество арестов и сократив сроки пребывания в предварительном заключении11. Такого же мнения придерживаются российские независимые эксперты и правозащитники.
26 июля 1995 года Комитет по правам человека ООН рассмотрел доклады, представленные государствами-участниками в соответствии с требованиями статьи 40 Международного пакта о гражданских и политических правах. Комитет выразил глубокую озабоченность по поводу практики арестов в России. Комитет настоятельно призвал государственную власть Российской Федерации «воздерживаться от помещения в центры содержания под стражей лиц, совершивших преступление впервые и совершивших ненасильственное преступление или мелкое правонарушение, и рассмотреть различные другие меры практического характера, направленные на смягчение проблемы переполнения центров предварительного заключения, и, в частности, возможность более широкого использования практики освобождения из-под стражи до судебного разбирательства»12.
Здесь многое зависит и от Конституционного Суда РФ, в задачу которого входит защита основных прав и свобод человека. В апреле 1993 года Суд рассмотрел вопрос о конституционности арестов. Были заслушаны стороны, заключения экспертов и их ответы на вопросы. Оставалось принять и огласить постановление. Однако председатель Суда сообщил, что заседание отложено. Между тем, согласно Закону о Конституционном Суде в таких случаях необходимо обязательно указывать время, на которое откладывается заседание или рассмотрение вопроса. Но этого сделано не было. Почему? Видимо, потому, что представитель Верховного Совета РФ, признав необходимым изменить статью 97 УПК РСФСР, предложил отложить заседание до принятия Верховным Советом соответствующего решения, а Генеральный прокурор РФ заявил, что следует подумать, так как, возможно, Верховный Совет внесет в УПК изменения.
3 апреля 1996 года Государственная Дума приняла и Совет Федерации одобрил Закон «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР». Но поскольку Закон не соответствует Конституции, Президент РФ его отклонил (№ Пр-793).
Применяя вето, Президент указал, что предложенная редакция «не только не направлена на приведение уголовно-процессуального законодательства в соответствие с требованиями статьи 22 Конституции Российской Федерации, но и изменяет прежний порядок содержания под стражей в прямо противоположном направлении. Так, в части первой статьи 97 за счет включения заместителей соответствующих прокуроров расширяется круг лиц, могущих продлить срок содержания под стражей до шести месяцев и снижающих уровень принятия указанных решений». В вето было отмечено, что в части второй статьи 97 УПК РСФСР продление срока содержания под стражей Генеральным прокурором Российской Федерации увеличено до восемнадцати месяцев. «Изложенное – подчеркнул Президент, – приводит к выводу о том, что Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» существенно умаляет права и свободы человека и гражданина, противоречит тем самым также статье 18 и части второй статьи 55 Конституции Российской Федерации».
В 1996 году Конституционный Суд РФ вновь рассмотрел вопрос об арестах. В связи с индивидуальной жалобой 13 июня 1996 г. Суд вынес постановление «по делу о проверке конституционности части пятой статьи 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР»13. Думается, что странное отношение Суда к конституционной законности и правам человека, проявленное в данном случае, имеет весьма серьезное значение и заслуживает общественного внимания.
Из материалов дела, рассматривавшегося Конституционным Судом в 1993 году, и других источников Суду было известно, что статья 97 не отменена, что имеются противоречащие Конституции РФ закон СССР от 28 ноября и Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989 года, что текст этого Указа Верховным Советом РСФСР не утвержден и издатели неправомерно включили этот текст в опубликованный УПК РСФСР.
В постановлении Конституционного Суда от 13 июля 1996 года признается, что в декабре 1993 года был установлен «общий запрет, исключающий применение законов и других правовых актов, принятых до вступления в силу ныне действующей Конституции Российской Федерации, в части, противоречащей ей...» (п. 2). Конституционный Суд прежде считал, что производство по уголовным делам регулируется законом – УПК РСФСР. Однако, хотя статья 97 состоит из двух частей, в постановлении называется несуществующая «норма части пятой статьи 97 УПК РСФСР», «оспариваемая норма» (пп. 3 и 5).
Ссылаясь на статью 97, в постановлении от 13 июня 1996 года предусмотрен арест по решению компетентного прокурора на срок «более полутора лет» (п. 3). Между тем этого нет не только в статье 97, но и в Законе СССР от 28 ноября и Указе от 11 декабря 1989 года. В последних сказано иное: продление срока ареста сверх полутора лет не допускается и обвиняемый подлежит немедленному освобождению из-под стражи.
Если Президент РФ обоснованно исходит из части 2 статьи 55 Конституции («В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина»), то в постановлении Конституционного Суда это фундаментальное положение не упоминается. Напротив, ссылаясь на статью 55 (часть третью) Конституции, говорится о «принципе», по которому, исходя из «социально оправданных целей» возможно увеличение сроков арестов (пп. 5, 6).
По выводу Конституционного Суда, если при проверке жалобы на незаконное содержание под стражей выяснится, что полномочия прокурора на продление срока ареста исчерпаны, «...суд... может принять собственное решение по данному вопросу» (п. 6). Между тем по закону не может, а обязан (ч. 2 ст. 11; ч. 10 ст. 220-2 УПК РСФСР).
Согласно постановлению Конституционного Суда, если санкционированный срок ареста истек, то жалоба на продолжение незаконного содержания обвиняемого под стражей «...может привести к признанию судом необходимости ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела достаточным основанием для продления срока ареста...» (п. 6). А между тем, когда срок истек, необходимо противоположное – освободить обвиняемого из-под стражи. Жалобу нельзя использовать во вред лицу, в интересах которого она подана. Согласно УПК РСФСР суд не имеет права продлевать срок ареста. Само ознакомление с делом – право, а не обязанность обвиняемого. Суду не дано, признав ознакомление с делом необходимым, заставить обвиняемого выполнить эту работу и оплачивать ее ценой лишения себя свободы.
Согласно постановлению необходимо «воспрепятствовать обвиняемому и его защитнику в затягивании ознакомления с материалами дела» (п. 5). Однако при этом не говорится, на чем основан вывод о стремлении обвиняемого годами находиться в пыточных условиях следственного изолятора, вывод о желании адвоката помочь в этом подзащитному, отказываясь от ведения других дел. Общеизвестно: проблема не в «затягивании».
Признавая человека, его права и свободы высшей ценностью и основой конституционного строя России, никого нельзя лишать свободы без объяснения причин. Положения Конституции РФ о государственной охране достоинства личности не могут быть ограничены даже в условиях чрезвычайного положения (ст. 21, 56). На практике же после истечения срока ареста следователь сообщает в следственный изолятор о начале ознакомления со всеми материалами дела и арест продолжается. Однако беззаконная практика не подтверждает вывод Конституционного Суда: «...продолжение содержания обвиняемого под стражей при ознакомлении его с материалами дела не предполагает вынесения обосновывающего это решение...» (п. 6). Почему? Ведь согласно закону о применении меры пресечения органы, ведущие расследование, выносят мотивированное постановление, а суд – мотивированное определение. Копия постановления или определения немедленно вручается лицу, в отношении которого оно вынесено. Мотивированное постановление следователь обязан вынести и в случае продления срока предварительного следствия (ст. 11, 46, 92, 133, 220-2 УПК РСФСР). Иной подход: как это совместить с правами человека?
Как видим, указанные пункты постановления скорее всего пригодны для упрощенной расправы, но не для защиты прав и свобод человека и гражданина.
Вместе с тем следует приветствовать, что Конституционный Суд признал неконституционность исключения времени ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела из установленного срока ареста. В постановлении Суда говорится: «Из статьи 22 (часть I) Конституции Российской Федерации, закрепляющей право на свободу, и пункта I статьи 9 Международного пакта о политических и гражданских правах, формулирующего условия правомерного ограничения этого права, следует, что никто не может быть подвергнут произвольному аресту или содержанию под стражей, а также не должен быть лишен свободы иначе, как на основаниях и в соответствии с процедурой, которые установлены законом» (п. 4; о том же сказано и в п. 3).
Конституционный Суд признал: «Обеспечение обвиняемому достаточного времени для ознакомления с материалами дела не должно быть связано с наступлением для него такого неблагоприятного последствия, как не ограниченное по сроку дальнейшее содержание под стражей. Последнее приобретает значение санкции за использование обвиняемым его процессуальных прав и тем самым понуждает к отказу от них» (п. 5). Справедливо также и то, что нельзя содержать под стражей, «...независимо от наличия предусмотренных законом оснований ареста, без их проверки и подтверждения действительными обстоятельствами дела, которые могли бы свидетельствовать о реальных намерениях обвиняемого избежать уголовной ответственности», что по групповым делам все обвиняемые «... оказываются подвергнутыми произвольному аресту», что применение такого порядка «...по отношению ко всем обвиняемым является чрезмерным ограничением права на свободу» (п. 5), «...способствует применению содержания под стражей в качестве меры пресечения без необходимых оснований, должной процедуры и вне каких-либо определенных или контролируемых сроков, что придает ограничению права на свободу при аресте произвольный характер...» (п. 4).
Считая все это недопустимым, Суд, однако, решил сохранить антиконституционный порядок еще на шесть месяцев. При этом сказано не только о возможности «...применения положений статьи 46 Конституции Российской Федерации о праве на судебное обжалование любых нарушений прав и свобод, включая необоснованность ареста...» (п. 7). Одновременно признается и то, что для обвиняемых, которым предъявлены для ознакомления материалы предварительного расследования, применение ст. 46 Конституции «...оказывается реально не осуществимым...» (п. 6). Признавая сложившуюся практику неконституционной, о возмещении причиненного ею вреда постановление ничего не говорит.
Таким образом, в апреле 1993 года восстановление конституционной законности было отложено в расчете на принятие нового закона. А в июне 1996 года опять говорится: для обеспечения права обвиняемого на защиту необходимы законодательные решения, а они «требуют определенного времени» (п. 7). Хотя «оспариваемая норма» «не соответствует Конституции» и «придает ограничению права на свободу при аресте произвольный характер», надо отложить исполнение принятого постановления, поскольку «...пробель-ность в урегулировании института содержания под стражей, возникающая в результате признания оспариваемой нормы неконституционной, может иметь определенные отрицательные последствия» (п. 7).
Как видим, снова принимаемые меры «не должны ограничиваться законами» (Ленин) и законы можно «отложить в сторону» (Сталин). Вот и теперь, в который раз, соблюдение Конституции может иметь «отрицательные последствия».
В решении Суда подчеркнуто, что оно «окончательно, не подлежит обжалованию». Но ведь по Конституции судебная власть в России осуществляется посредством конституционного судопроизводства. Думаю, Конституционный Суд был прав 2 февраля 1996 года, когда постановил: «Ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено»14.
Однако, хотя в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека можно обращаться и по поводу решения Конституционного Суда (ст. 46 Конституции РФ), в федеральном конституционном законе от 21 июля 1994 года «О Конституционном Суде Российской Федерации», подготовленном в том же органе, процедура пересмотра решений Суда не предусмотрена. Это новшество связано с проблемой ответственности конституционных судей.
О них не идет речь в Положении о квалификационных коллегиях судей, решающих вопросы приобретения судейских полномочий, привлечения судей к уголовной ответственности, приостановлении и прекращении судейских полномочий и т.д. Рассматривая проблему квалифицированности конституционного контроля, С. А. Пашин обоснованно отметил: в статье 73 закона от 21 июля 1994 года заложен подводный камень, позволяющий Конституционному Суду отступать от ранее выраженной им правовой позиции без отмены состоявшегося решения. Другими словами, одновременно могут действовать противоречивые одинаково обязательные решения Конституционного Суда15.
Сказанным я намеревался здесь ограничиться. Но тут появилась возможность ознакомиться с особым мнением судьи Конституционного Суда Н. В. Витрука16. Судья предлагает прекратить дело. Оказывается, рассмотренный Судом вопрос о праве на свободу «по своему характеру и значению не относится к числу конституционных», «не имеет конституционно-правового аспекта» и «искусственно поднят на уровень конституционной проблемы» (!).
Оспаривая не ограниченные во времени аресты, в особом мнении подчеркивается: «Фиксированные сроки содержания под стражей в качестве меры пресечения оказались нереальными»; постановление Суда неприемлемо, так как «ознакомление с материалами дела обвиняемого и его защитника автоматически будет включаться в фиксированные сроки предварительного расследования».
Утверждение не новое. И прежде критиковались те государственные мужи, которые «заявляют, что нахождение больше девяти месяцев под стражей – грубейшее нарушение соцзаконности»17. 28 ноября 1989 года к мнению ревнителей так называемой «соцза-конности» прислушались, и сроки предварительного заключения резко возросли.
По особому мнению постановление не годится еще и потому, что фиксированные сроки «...не в полной мере снимают противоречия интересов участников уголовного процесса на основе действия принципа состязательности». Каким образом исключаются противоречия при действии принципа состязательности, в особом мнении не говорится. А ведь при отсутствии этих противоречий принцип состязательности можно было и не включать в Конституцию РФ.
«Фиксированные сроки содержания под стражей на предварительном следствии... создали реальную возможность злоупотребления правом на ознакомление с материалами уголовного дела, когда обвиняемые умышленно затягивали этот процесс». Однако, как и в постановлении, в особом мнении умалчивается, когда, где, в скольких случаях обвиняемые «затягивали этот процесс».
«...Необходимо содержание под стражей всех членов группового преступления в качестве меры пресечения на предварительном следствии», – записано в особом мнении. «Всех»! А как быть, если в эту группу входят и те, чья роль в приписанном деянии мала, кто по своим личным качествам не опасен или чистосердечно раскаялся и активно способствует раскрытию истины?
Согласно особому мнению, исключение времени ознакомления с делом из срока ареста отвечает «потребностям сегодняшнего дня» и вопрос должен решаться «с учетом принципа целесообразности». Но ведь такое уже было и причинило людям массу незаслуженных страданий.
Исходя из «принципа целесообразности», не считаясь с правом и игнорируя законы, в резолюции XII Всероссийской конференции РКП(б), принятой еще в августе 1922 года, устанавливалось: «Репрессии... диктуются революционной целесообразностью...»18. Большевистский «принцип целесообразности» – это отказ от права и правосудия. В 1923 году Н. Крыленко писал: «Мы должны исходить из соображения целесообразности». «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа – это одно, а суд – это другое. Ничего подобного. Суд есть та же расправа, а расправа есть тот же суд»19. Л. Каганович утверждал: «Наши законы определяются революционной целесообразностью в каждый данный момент», «...мы отвергаем понятие правового государства»20.
Согласно закону 1991 года О Конституционном Суде, решения суда «выражают правовую позицию судей, свободную от соображений практической целесообразности и политических склонностей» (ст. 6). В законе 1994 года слов о «практической целесообразности» нет. Однако никак нельзя забывать об опасности превращения Суда в орган, озабоченный «целесообразностью». Так неужели, подчиняясь «потребностям сегодняшнего дня», следует руководствоваться пресловутым «принципом целесообразности» и отказываться таким образом от стремления общества к правовому государству?
Примечания
1 «Литературная газета», 27 декабря 1989 г. (публикация Ю. Щекочихина).
2 Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1989. № 50. Ст. 1478; Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1990. № 6. Ст. 94; 1990. № 19. Ст. 197; 1991. № 51. Ст. 1798.
3 См.: Бюллетень Верховного Суда РФ, 1993, № 7. С. 2 и 1996, № 8. С. 3; «Российская газета», 23 июля 1993; 18 февраля 1994.
4 Права человека в России – международное измерение. (Сборник документов). Выпуск I. М., 1995. С. 155, 180, 216, 292, 293, 310, 321.
5 Там же. С. 292, 294, 305, 307.
6 Там же. С. 126, 130, 131.
7 Там же. С. 294, 295. См. также: Мюллерсон Р. А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М., 1991. С. 73, 74.
8 Права человека в России – международное измерение. (Сборник документов). Выпуск I. М., 1995. С. 296, 302-305, 310. См. также. С. 140, 299.
9 Там же. С. 192, 214-219. См. также С. 291, 292, 295-297.
10 Там же. С. 59-61.
11 Там же. С. 126.
12 Правозащитник. 1994. № 4. С. 21, 23, 24.
13 Собрание законодательства Российской Федерации, 1996, № 26, ст. 3185; «Российская газета», 2 июля 1996 г.
14 Собрание законодательства Российской Федерации, 1996, № 7, ст. 701.
15 Пашин С. Конституционный Суд в «новой редакции». // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 1994. № 2 (7). С 28, 29.
16 Собрание законодательства Российской Федерации, № 26, ст. 3185; .«Российская газета», 12 сентября 1996г.
17 Гдлян Т., Иванов Н. Противостояние. – «Огонек», 1988, № 26. С. 28.
18 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. I. Изд. 7-е. С. 669-674.
19 Крыленко Н.В. Судоустройство РСФСР. М., 1923. С. 15.
20 Советское государство и революция права. 1930, № 1. С. 9.
Статья публикуется в авторской редакции.
