Правозащитный центр «Мемориал» выпустил брошюру-доклад о ходе и результатах операции войск МВД в чеченском селе Самашки 7—8 апреля 1995 г. Составители доклада — А. Блинушов, А. Гурьянов, О. Орлов, Я. Рачинский и А. Соколов — работали в Чечне в рамках Наблюдательной миссии правозащитных общественных организаций, возглавлявшейся С. А. Ковалевым. Как мы помним, своевременная реакция правозащитников на случившееся в Самашках привела к некоторому обострению в отношениях России с Западом; в их адрес прозвучали обычные в таких случаях обвинения из обычных в таких случаях мест; против С. Ковалева и «примкнувших к нему» депутатов А. Шабада и Л. Пономарева чуть было не возбудили уголовное дело за «клевету» — депутаты тогда заявили о своей готовности отказаться от неприкосновенности и предстать перед судом, но прокуратура эту подачу С. Говорухина не подхватила... По этим и многим другим параметрам Самашки воплотили всю бессмысленность, бестолковщину и жестокость чеченской авантюры, некоторую двоякость позиции Запада, ограниченность роли «правочеловеческого» измерения в образе действий нашей современной государственной машины. Но после прочтения доклада «Мемориала» Самашки также стали и останутся (по крайней мере для меня) и источником оптимизма: есть люди, ищущие правду, умеющие ее найти и сказать.
Говоря о главном — доклад убедителен. Не буду вдаваться в цитирование — на 120 страницах сухого текста, напоминающего непривычному к таким документам глазу милицейский протокол осмотра места происшествия, уместились два дня беды и боли, отчаянность последней попытки старейшин спасти село от «зачистки» и картина самой операции, развалины, запах обгоревших трупов и следы побоев.
16 глав, 6 приложений, фотографии, карты, схемы, копии документов, показания очевидцев и потерпевших, список 103 погибших с подробным указанием времени, места, обстоятельств и свидетелей смерти, сжатый бесстрастный язык, рассмотрение возможных толкований и интерпретаций событий и показаний — доклад высокопрофессионален. Сужу об этом, так как самому довелось заниматься примерно такими же исследованиями в Боснии и знакомиться с многочисленными и часто противоречащими друг другу сводками, докладами, показаниями о многочисленных боснийских самашках.
Для меня ясно, что в ситуации войны о правах человека — в их «классическом» понимании — говорить трудно, особенно если отчетливо понимаешь, что твой мандат правдоискателя и правозащитника не подкреплен, скажем, резолюцией ООН или честно заявленной решимостью собственных властей расследовать нарушение и наказать виновников, а сам ты не защищен ни каской, ни бронежилетом. Тем более высоко следует оценить профессионализм мемориальцев. Доклад, на мой взгляд, отвечает самым высоким стандартам такой работы и в своем роде устанавливает уровень, к которому должны стремиться правозащитники. Искренне советую читателям запросить брошюру в «Мемориале» и внимательно ее прочитать.
Конечно, не у всех наших групп есть такой опыт и такие возможности, хотя бы полиграфические (брошюра издана на высоком полиграфическом уровне). Но стремиться надо. В этой связи хочется пожелать «Мемориалу» подумать о том, как сделать технологию своей работы общедоступной для других. На бурлящих просторах СНГ, боюсь, еще будет достаточно подобных случаев, и тот, кто будет стремиться докопаться до истины, должен знать, как это делается — где и что искать, с кем и о чем говорить и т. д. Особого внимания заслуживала бы тема личной безопасности исследователя и проблема определения критериев приемлемой степени риска.
Говоря о роли и значении доклада, не буду повторять сокрушающих выводов авторов, весомо обосновывающих свою точку зрения ссылками на конкретные пункты обязательных для России международно-правовых норм и на внутреннее законодательство страны, и еще раз повторю, что доклад надо читать. Сошлюсь на один пример из своего небольшого боснийского опыта, помогший мне научиться не преувеличивать, но и не преуменьшать КПД подобного рода деятельности, того, что по-английски называется «human rights reporting» или «fact-finding». В долине реки Лашвы в Центральной Боснии стоят обугленные остовы мусульманской деревни Ахмичи, о которой мир узнал из репортажей Си-эн-эн в апреле 1993 г. Холмы над двумя рвами, в которых лежат останки многих десятков жителей Ахмичи, были насыпаны бульдозерами британских «голубых касок» и начали уже оседать. Некоторые из жителей Ахмичи сгорели — были сожжены — заживо (тогда я впервые услышал о «позе боксера», тоже упоминаемой в докладе «Мемориала»). В числе других наблюдателей ту карательную экспедицию хорватских ополченцев расследовали мои коллеги по «полевой операции» ООН и пришли к выводу, что налицо явные признаки военного преступления и геноцида; в наших документах называлось имя подозреваемого главного ее организатора.
Позже я тоже встречался с ним — вел переговоры о свободе передвижения и временном прекращении огня на период посещения территории «подведомственного» ему хорватского анклава, — молодым, уверенным в себе партполитбоссом в полувоенной форме, сетовавшим на нехватку сахара для хорватских детей и угощавшим меня крепким сладким кофе по-турецки. Не буду распространяться о своих тогдашних чувствах, но, признаться, не без радости воспринял недавнюю новость о том, что Международный трибунал ООН в Гааге, расследующий военные преступления в бывшей Югославии, официально заявил о предъявлении ему обвинения — первому из хорватской «обоймы».
...Доклад «Мемориала» о Самашках сейчас лежит передо мной; доклад об Ахмичи, в том виде, как он был представлен в ООН нашим «полевым оффисом», свеж в памяти. Как много общего...
Полевая работа в бывшей Югославии: эволюция floppy – 1995, №2 (4)
