Среди наиболее употребимых сегодня слов — «реформа», «демократия», «право». В сочетании с ними мы обнаруживаем новые, порой неожиданные имена, забывая с каким трепетом еще не так давно говорилось о Григоренко, Сахарове, Солженицыне. И как бы ни усердствовали в свое время блюстители «коммунистической нравственности» и палачи свободной мысли, дошел-таки до микрофона Сахаров, донес-таки до нас свое печатное и живое слово Солженицын... А Григоренко остался для многих загадкой.
Ключом к ее раскрытию могут стать вышедшие на Западе, благодаря усилиям сына Петра Григоренко — Алексея, «Воспоминания», которые, хочется верить, дождутся внимания российских издателей и станут доступными для многих. «Он единственный среди нас имеет право написать воспоминания в классическом значении этого слова... Это живая история нашей страны». Так высказался однажды во французском журнале «Express» Владимир Буковский.
Стараясь понять сегодня собственную историю, еще недавнюю, еще совсем живую, мы обращаемся к жизненному и гражданскому опыту Петра Григоренко. Он содержит немалое историческое знание и уже поэтому полезен ныне, когда в качестве последних аргументов нередко используются эмоции, а не факты.
Читатели «Правозащитника» смогут познакомиться с частью документов из семейного архива Петра Григорьевича Григоренко. Архив весьма объемен, поэтому некоторые его материалы могут появиться и в других изданиях. О таких публикациях читатель будет проинформирован. Предлагаемые вашему вниманию документы нигде ранее не публиковались.
Александр Гусев.
ОТ РЕДАКЦИИ
Истинная правозащита не интересуется идейными пристрастиями человека, ее прежде всего занимает попрание прав личности. Судьба Петра Григоренко явственно отражает подлинные черты тоталитаризма, при котором неугодны даже те, кто мыслит в «верном направлении» — ибо преступлением считается сама способность мыслить, рассуждать...
В ПРЕЗИДИУМ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
От члена партии партийной организации
Военной академии им. М. В. Фрунзе
Григоренко Петра Григорьевича
ЗАЯВЛЕНИЕ
7 сентября с.г. я выступил на XXXIII партийной конференции Ленинского района при обсуждении первого пункта повестки дня «Проект Программы КПСС».
В тот же день, на вечернем заседании, конференция, прервав по предложению президиума обсуждение второго пункта повестки дня — «Проект Устава КПСС», — приняла решение осудить мое выступление как политически незрелое и лишить меня делегатского мандата.
Решение такого авторитетного представительного органа, как районная партийная конференция, ко многому обязывает. Я не спал ночь. Еще и еще раз перечитывал текст своего выступления, вспоминал все детали того, что происходило на конференции во время моего выступления, и со всей партийной честностью должен заявить, что не могу понять, чем я заслужил столь суровое партийное наказание. Мне никто не сказал, в чем ошибочность моих предложений. Я же считаю их правильными, иначе такие предложения с моей стороны не поступили бы. Но если бы даже в этих предложениях содержались ошибочные взгляды, то разве это основание для партийного наказания, если я не выходил из рамок партийности, из пределов тех прав, которые предоставлены мне Уставом, — «свободно обсуждать на партийных собраниях, конференциях, съездах, на заседаниях партийных комитетов и в партийной печати вопросы политики и практической деятельности партии, вносить предложения, открыто высказывать и отстаивать свое мнение до принятия организацией решения».
Из пятидесяти четырех прожитых мною лет я 35 лет в партии и до этого еще пять лет в комсомоле. И все эти годы я был активным борцом за линию партии, никогда ничего от партии не таил, смело отстаивал свое мнение, но никогда не было случая, чтобы я не выполнил какое бы то ни было партийное решение и не боролся за претворение его в жизнь. Выступая на конференции, я тоже не искал выгод для себя. Я полагал, что обязан открыто высказать мысли, возникшие по поводу таких важных партийных документов, как Программа и Устав партии.
Представитель нашей делегации, высказываясь по поводу моего выступления, поставил мне в вину, что я свои взгляды до этого нигде не высказывал. Но я это не считаю ошибкой. Наоборот, я всегда стоял на том, что принципиальные партийные вопросы можно обсуждать лишь в партийном порядке и ни в коем случае не в кулуарной обстановке. Взвесив все это, я прихожу к выводу, что наказали меня не за содержание высказыв не даже не было сообщено. Докладчик по второму вопросу заявил, что мое выступление отражает империалистическую идеологию. Двое из четырех выступивших по второму докладу до перерыва внесли предложение осудить мое выступление. На перерыве собрались руководители делегаций, затем прошли собрания по делегациям. На все это ушло ровно 20 минут. После перерыва по предложению президиума началось обсуждение моего выступления. Обсуждение свелось к тому, что четыре или пять руководителей делегаций заявили, что их делегации единодушно осудили мое выступление.
В общем, одно нарушение Устава повлекло за собой другие. Законное право коммуниста участвовать в свободном обсуждении вопросов повестки дня было отнято путем принятия решения не на конференции, а по группам (по делегациям) и в отсутствии коммуниста, чье высказывание обсуждалось.
Вся эта процедура произвела самое тягостное впечатление не только на меня. Многие не голосовали ни «за», ни «против», ни «воздержался». Думаю, что нечисто на душе и у тех, кто, проголосовавши сначала против осуждения, потом голосовал «за». Но дело не только в этом. Какой вывод из этого осуждения могут сделать делегаты, чему это их учит? Только одному — «не выступать, не согласовав свое выступление предварительно с начальством». Но ведь это в корне противоречит той линии, которую проводит Центральный Комитет.
Расценивая все происшедшее как нарушение ленинских норм партийной жизни, считаю своим долгом довести об этом до сведения Президиума Центрального Комитета КПСС. Если же и в моем поведении или содержании высказывания есть ошибки, прошу разъяснить их мне.
Приложение — текст выступления
Член КПСС, партбилет № 04757503
8.9.1961г.
Григоренко
Адрес:
1. Домашний — Комсомольский проспект, 14/1, кв. 96.
тел. Г-6-27-37.
2. Служебный — Военная академия им. М.В. Фрунзе,
тел. Г-6-46-00, доб. 2-47
Приложение к заявлению коммуниста Григоренко П. Г.
Текст выступления
на партийной конференции Ленинского района г. Москвы
при обсуждении проекта Программы КПСС
Проект Программы — документ огромного теоретического звучания и колоссальной мобилизующей силы, поэтому очень трудно говорить о его недостатках, хотя бы даже малосущественных. Но именно эта ни с чем не соизмеримая сила данного документа и его значимость для дальнейшего развития нашей страны и мирового коммунистического движения обязывает каждого коммуниста глубоко и всесторонне изучить и, если у него появятся какие-то предложения, высказать их в ходе всенародного обсуждения. В этом именно смысле я понимаю обращение ЦК к партии и народу в связи с постановкой проекта Программы на всенародное обсуждение.
В своем выступлении мне хочется остановиться на вопросах борьбы с культом личности. В проекте программы этот вопрос поставлен со всей марксистко-ленинской принципиальностью. Наш Ленинский Центральный Комитет проделал огромную работу по ликвидации последствий культа личности, по восстановлению ленинских норм партийной жизни. Но культ личности нанес нашей партии и мировому коммунистическому движению такой вред, что к этому вопросу надо привлечь особое внимание партии. Вы все помните, конечно, как Сталин, попирая ленинские нормы партийной жизни, встал над партией и создал такую нездоровую обстановку, в условиях которой у вершин партийного и государственного руководства оказался такой матерый враг нашей партии и народа, как Берия. И наше счастье, что в составе ЦК после смерти Сталина остались силы, способные организовать и возглавить борьбу за восстановление ленинских норм партийной жизни. Я особенно имею в виду выдающуюся роль тов. Хрущева в этом деле. И страшно просто подумать, что и он мог быть уничтожен врагами нашей партии, как были уничтожены многие выдающиеся партийные и государственные деятели. Мы знаем также, что югославские руководители, сойдя с марксистско-ленинской позиции, сумели встать над партией и оторвали свою страну от мироюго социалистического лагеря. Сейчас на этот же путь становятся албанские руководители. Все эти неопровержимые исторические факты показывают, что вопросы борьбы с культом личности являются первостепенными. Нужно создать такие условия в партии, чтобы этого никогда не повторилось. Обсуждая проект Программы, мы должны думать не о нынешнем времени, когда во главе партии стоит проверенный и испытанный ленинский ЦК, а о том, чтобы и в будущем никогда не могло создаться того положения, которое мы пережили в период господства культа Сталина. Важность правильного решения этого вопроса в нашей партии обусловлена не только внутренними задачами, но и тем, что на нее ориентируются, у нее учатся все марксистско-ленинские партии.
Поэтому я считаю, что в проекте Программы и Уставе надо еще больше усилить акцент на вопросы недопущения в будущем культа личности.
Я не готов к тому, чтобы дать исчерпывающие предложения по этому вопросу, да это мне и не под силу. Это может решить только Центральный Комитет. И я вношу предложение, чтобы в Программе были даны как освещение тех путей, по которым совершалось установление культа личности, так и все те меры, которые обеспечивают надежное преграждение этих путей. Со своей стороны считаю целесообразными в этом направлении такие меры:
— Обеспечить дальнейшее развертывание внутрипартийной демократии и в этих целях дополнить Программу и Устав изложением тех реальных мер, которые обеспечивают каждому коммунисту, независимо от занимаемого им поста, возможность фактического использования прав, предоставляемых ему Уставом партии;
— Намеченные проектом Программы и Устава меры для обновления партийного и советского аппарата, в целях улучшения его деятельности, дополнить восстановлением таких важных ленинских принципов, как введение партмаксимума и возвращения к производительному труду коммунистов-руководителей, оторвавшихся от масс;
— включить в Программу и Устав перечень мероприятий, обеспечивающих эффективную борьбу за чистоту партийных рядов. Это можно было бы сформулировать, например, следующим образом:
«Если коммунист, находящийся на любом руководящем посту, культивирует бюрократизм, волокиту, угодничество, семейственность и в любой форме зажимает критику, то он должен подвергнуться суровому партийному наказанию, безусловно, отстраняться от занимаемого поста и направляться на работу, связанную с производительным трудом. Карьеризм, особенно беспринципная борьба за личную власть в партии, взяточничество, расхищение государственной собственности, обворовывание покупателей, стяжательство в любой другой форме и обман партии и государства в целях получения личных выгод несовместимы с пребыванием в рядах партии».
Григоренко
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС,
РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «ПРАВДА»,
ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВОЕННОЙ
АКАДЕМИИ ИМ. М. В. ФРУНЗЕ
И ПАРТИЙНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
ВОЙСКОВОЙ ЧАСТИ 06426
Дорогие товарищи!
Пять с лишним лет я добивался ликвидации обрушившихся на меня чудовищных беззаконий. И все эти годы я стремился воспрепятствовать их широкой огласке. Последнее, как я теперь понял, было грубейшей ошибкой. Своим молчанием я оказывал помощь бюрократам из аппарата ЦК и других государственных органов, помогал хоронить все мои письма, посылавшиеся руководителям партии и государства, помог оставить в заблуждении о сути моего дела те партийные организации, которые занимались его разбором, чем способствовал тому, что они стали невольными соучастниками произвола. Чтобы показать, как это произошло, мне придется хотя бы кратко осветить весь ход событий.
7 ноября 1961 года я выступил на XXXIII партийной конференции Ленинского района г. Москвы по проекту Программы КПСС. В своем выступлении я указал, что намеченные проектом меры по недопущению юзрождения культа личности не вытекают из анализа исторического опыта и практически неэффективны. В подтверждение своих выводов я привел факты развития культа личности в некоторых из братских партий и возникающие у нас попытки преувеличения роли Хрущева. Я высказал мнение, что надежной преградой на пути такого отвратительного явления может быть только полное восстановление принципов, высказанных Лениным в его основополагающем труде «Государство и революция».
Допускаю, что мои выводы и предложения спорны. Готов был тогда и сейчас принять любую критику. Но я твердо знал и знаю, что наказывать за выступление меня никто не мог. Указания пункта «б» статьи 3 Устава КПСС настолько четко определяют право члена партии на такое выступление, что никаких кривотолков быть не могло. Однако меня наказали.
Во-первых, конференцию, расчленив по делегациям и подвергнув шантажу и грубому нажиму, со спекуляцией именем ЦК, принудили отменить свое постановление о том, чтобы не обсуждать мое высказывание, а за свое выступление я был лишен депутатского мандата. Во-вторых, уже 8 сентября меня отстранили (по формулировке приказа — «освободили!») от должности начальника кафедры Военной академии им. Фрунзе. В-третьих, по партийной линии мне вынесли «строгий выговор» с предупреждением.
И наконец, видимо сочтя все предыдущие наказания недостаточными за столь «великое преступление», ко мне применили самое страшное для ученого наказание — лишили возможности продолжать научную работу, которой были отданы долгие годы жизни.
Все мои письменные жалобы остались без ответа. Личного приема мне удалось добиться только у тов. Демичева, бывшего в то время первым секретарем МГК. Он согласился, что решение конференции незаконно, но заявил: «Конференция уже закончилась. Не будем же мы ее теперь собирать специально для рассмотрения вашего вопроса!» Мысль о том, что вышестоящий партийный орган обязан отменить любое противоречащее Уставу решение низшей инстанции, он почему-то воспринять не смог. Недоступной для него оказалась и мысль, что незаконное решение конференции служит основой для всех других репрессий. Он полагал, что наказывают меня, видимо, потому, что военные делегаты были очень недовольны моим выступлением и особенно реакцией на него штатских. Сам тов. Демичев считал, что наказывать меня нельзя и пообещал сообщить это свое мнение министру обороны и начальнику Главного политического управления. По моим данным, он это сделал, но мне сие не помогло. Впоследствии те партийные и государственные должностные лица, с коими пришлось столкнуться по поводу инкриминированных мне в 1964 году «преступлений», заверяли, что в моем выступлении не было ничего особенного и поэтому наказание за него следует рассматривать как недоразумение, к которому за давностью возвращаться нет смысла. Думаю, что согласиться с этим нельзя. Если бы дело касалось только меня, я, разумеется, не стал бы ворошить старое дело. Но здесь вопрос в другом. В партии есть свод законов. Это — Устав. Так разве можно допускать безнаказанное его нарушение? Да еще с применением в этих целях антипартийных методов?
Но и это еще не все. Главный вопрос: кому и зачем понадобились такие нарушения? Чтобы ответить на него, придется подробнее осветить ход событий при наложении на меня партийного взыскания.
Заполняя анкету привлекаемого к партийной ответственности, я оставил пустой графу «за что привлекается» и попросил партком Военной академии сформулировать обвинение, так как действительно не понимал, в чем моя вина перед партией, но даже такая, казалось бы, невинная просьба повергла аппарат парткома буквально в смятение. Ездили неоднократно на консультацию в ЦК и в Главное политическое управление, собирали узкие совещания. В результате почти двухнедельного «труда» мне предъявили обвинение в такой формулировке: «За извращение линии партии по вопросу о культе личности и за недооценку деятельности партии по ликвидации культа личности Сталина». Я спросил:
— Откуда видно, что я что-то «извращал» или «недооценивал»? Мне ответили:
— Из вашего выступления.
— Значит, вы хотите наказать меня за выступление?
— Нет, выступать вы имели право.
— Так за что же меня привлекают?
В ответ мне снова прочитали приведенную выше формулировку. Затем диалог повторялся снова и снова. Мои собеседники вели себя так, будто мы говорим на разных языках. Я не понимал, за что они меня привлекают, а они не понимали, как я этого не понимаю. И так продолжалось до тех пор, пока мое дело не попало в партийную комиссию ЦК. Здесь все прояснилось. Я понял, что происходившее до сих пор было своеобразным уроком лицемерия и двуличия. Настоящий же разговор начался только теперь. Именно на парткомиссии, в здании ЦК Ленинской партии, я услышал самые злобные нападки на важнейшие принципы ленинизма.
Председательствовал — Сердюк. Когда я вошел, все члены парткомиссии сидели по обе стороны длиннейшего стола, а Сердюк стоял у председательского кресла. Не дав мне дойти до назначенного места, он бросил злобно-иронический вопрос:
— Ну что — наболтался?
— Не понимаю вас, — ответил я.
— Ах, не понимаешь?! — с издевкой воскликнул он. — Нет, ты все прекрасно понимаешь! Ты понимаешь, что здесь тебе болтать не дадут. А когда вылез на трибуну перед любителями почесать языки насчет высоких окладов и других пикантных вещей, ты и развел демагогию. Тебе аплодируют, а ты и рад. И давай все ниспровергать. Сменяемости, видите ли, ему захотелось! Так ты же не о своей сменяемости думал. Ты же хотел, чтоб меня сменили. Ты думал, что тебя как специалиста это не касается. Высокие оклады его, видите ли, тоже не устраивают! Так ты же не о своем окладе думал.
Ты считаешь, что тебе как специалисту он положен. Ты о моем высоком окладе думал. Ты хотел, чтоб меня лишили высокого оклада... Здесь мне удалось вставить реплику.
— Я себя от партии не отделяю.
— Ах, не отделяешь! — продолжал издевательски Сердюк, — это ты здесь такой овечкой стал. А ну-ка, дай тебе широкую трибуну, ты еще не так запоешь. Знаем мы таких демагогов. Хватит! Можешь идти!
Пока я шел к двери, он успел бросить еще две реплики. Одну — членам парткомиссии: «Ну что ж, я думаю, подтвердим?» И вторую — секретарю парткома Академии им. Фрунзе: «Что же вы его не исключили? Мы бы подтвердили». Это если не стенографическая запись так называемого «партийного разбора», но фактически совершенно точно передает его содержание.
Ясно, что я пережил, покидая здание ЦК. Но самое скверное началось потом, когда я снова обрел возможность осмысливать происшедшее. Я понял, что мне преподали урок шкурничества, показали, что спокойной жизни и труда мне не будет, если я и впредь стану пытаться высказывать мысли, неугодные начальству. Меня согнут в «бараний рог», и ничто — ни Устав партии, ни ленинские нормы партийной жизни — меня не спасет. Самодуры-бюрократы, лишенные партийной чести и совести, партийной принципиальности, всегда найдут способ для расправы над «смутьяном». Самым же тяжким для меня было сознание, что я вел себя не лучшим образом. Фактически я струсил и не дал того отпора, который обязан был дать как коммунист. Особенно ясно стало это, когда я случайно узнал, что одновременно и по таким же примерно поводам, шла расправа над другими членами партии и что для некоторых из них дела кончились много хуже, чем для меня. Оказывается, Хрущев, инструктируя представителей ЦК, направлявшихся на партийные конференции, дал указание: всех, кто попытается выступать с «демагогическими» нападками на действия ЦК и на разработанные им документы, «прорабатывать», осуждать и выводить из состава делегатов. Это указание получил и секретарь ЦК Пономарев, присутствовавший на конференции Ленинского района г. Москвы. Поэтому он, спекулируя именем ЦК, и организовал травлю в отношении меня.
Нелегко мне было прийти к выводу, что такие действия высших работников ЦК являются антипартийными, если не хуже. Но я к этому выводу пришел. Оставалось решить — поддаться ли голосу «премудрого пескаря», осторожности (т.е. трусости!), сохранить служебное благополучие или же поступить, как должно коммунисту, т.е. вступить в борьбу с антипартийным руководством Хрущева, не боясь потерять все те привилегии, которыми я пользуюсь как генерал, свободу, а может быть, и жизнь. Я решил остаться коммунистом до конца.
Борьба, которую я начал, оказалась малоэффективной. Многие действия были неправильными, ошибочными, хотя с точки зрения советских законов в них не было ничего криминального. И все же меня арестовали.
О следствии писать нечего. Фактически его не было. После того как я отказался признать себя виновным в антисоветской пропаганде и заявил протест против незаконного ареста, меня направили на психиатрическую экспертизу.
Через пять с половиной месяцев после ареста состоялся суд. Странный это был суд. Меня на него не вызвали, надо полагать, потому, что психиатрической экспертизой я был признан невменяемым. Правда, по точному смыслу советских законов, решить, так ли это, может только суд. И решает он этот вопрос без вызова подсудимого, лишь в том случае, если последний по своему психическому состоянию не способен осознавать происходящее. Я в таком состоянии никак не был, и все же на суд меня не вызвали. Не допустили на суд и мою жену, которая вместе с защитником должна была представлять мои интересы, если я сам не могу этого сделать. Участвовал в судебном заседании один защитник. Но он не мог защищать мои интересы, так как даже ни разу не видел меня.
Такова процессуальная сторона этого суда. И именно он, признав меня психически невменяемым, УГОЛОВНОЕ ДЕЛО ПРЕКРАТИЛ и назначил мне «принудительные меры медицинского характера» — так на юридическом языке называется заключение в тюрьму, наполненную невменяемыми людьми.
Будем говорить прямо, я никогда не считал этот суд законным. Но, понимая невозможность добиться отмены его определения, нигде и ни по какому поводу не высказывал свое мнение о нем, пока люди, стоящие у кормила партии и государства, не заявили своими действиями, что они считают определение военной коллегии и заключение экспертизы, на котором базируется это определение, фикцией, юридическим прикрытием беззакония и произвола.
Закон говорит, что прекращение уголовного дела равносильно вынесению оправдательного приговора. Именно на этом основании приказ министра обороны № 275 от 1961 года, ст. 4, предусматривает, что лица, кои по решению суда направляются на принудительное лечение, увольняются из армии «по болезни» же, на основании заключения ВВК, числятся находящимися на излечении и по выздоровлении направляются для прохождения дальнейшей службы. Аналогично решаются и вопросы партийности. Заболевший тяжелым психическим недугом может выбыть из партии, но по выздоровлении автоматически восстанавливается.
Со мной же поступили по произволу. Через месяц после вступления определения суда в силу (25 августа 1964 года) Хрущев, подменив собой Совет Министров СССР, принял решение о разжаловании меня из генералов в рядовые. Не знаю, как мотивировали это решение, так как меня с ним не ознакомили до сих пор. За этим последовала целая серия беззаконий. Бюрократы из Министерства обороны с усердием, достойным лучшего применения, решили добить опального человека. Мне не выплатили зарплату за те семь месяцев, в течение которых я юридически еще числился на службе. Незаконно задержали и частично успели продать мои домашние вещи. Не дали пенсии, хотя ВТЭК признала меня инвалидом 2-й группы. По выходе же из больницы (22 апреля 1965 г.) меня лишили и права на труд. Я попал в негласно действующий «черный список» и до сих пор не могу устроиться на работу. Всем известно, что военнослужащие, уволившиеся из армии, даже не имея гражданской специальности, очень быстро находят работу. А мне, инженеру-строителю, военному ученому, длительное время работавшему в области кибернетики, опытному педагогу, — работы нет!
Тут особо надо сказать о том, что все это время у меня на руках находилась больная жена пенсионного возраста и мой сын, инвалид детства.
Еще хуже обстоят мои партийные дела. В тот же день, когда в Москве принималось незаконное решение о разжаловании, на Дальнем Востоке меня заочно исключили из партии по клеветническим материалам, присланным из Москвы. Мое отсутствие во время разбора дела в протоколе объяснено тем, что Григоренко, мол, «находится в бредовом состоянии».
Допустим, что участники заседания имели достаточные основания для подобной записи в протокол. Зачем же тогда спешили с разбором очень необычных материалов? Почему не обождали, пока коммунист не выйдет из «бредового состояния»? Ну, а если он инкриминируемые ему действия совершил тоже в бредовом состоянии? Разве в таком случае можно его исключать?
Во все времена и во всех странах, по государственным и просто человеческим законам, а тем более по нашим партийным, коммунистическим законам, никто не имеет права наказывать за действия, совершенные в состоянии невменяемости. Но парторганизацию сумели так запутать, так ввести в заблуждение, что она прошла мимо этих простейших партийных и общечеловеческих норм морали и прав человека. В течение одного дня было «провернуто» мое исключение в двух инстанциях — в парткоме Управления и в армейской партийной комиссии. Великолепная оперативность, которая неопровержимо свидетельствует о наличии прямых и точных указаний от человека, возомнившего себя вождем партии и государства.
Выйдя из больницы, я обжаловал это беспрецедентное по беззаконности решение. На парткомиссии при Главном политическом управлении, где рассматривалось мое дело, я без особого труда доказал клеветнический характер материалов, послуживших основой для моего исключения. Однако и здесь, молчаливо и покорно, выполнили некую директиву в отношении меня. Не задав мне ни одного вопроса, не глядя в глаза мне и друг другу, явно признавая позорность своего решения, члены парткомимссии без обсуждения подтвердили решение об исключении меня из партии. Однако полторы страницы машинописного текста клеветы о моих действиях были выброшены. Теперь меня исключили «за убеждения и действия, порочащие звание члена партии». В чем конкретно выражаются эти «убеждения и действия» — ни слова! Мои жалобы на очередное явное беззаконие в ЦК оставлены без ответа. Письмо на имя XXIII съезда было задержано в аппарате ЦК и до адресата не дошло. Меня и в этот раз даже не вызвали в парткомиссию ЦК.
Мне хорошо известно, что завязал этот узел беззаконий Хрущев. Но его у власти давно нет, а произвол, порожденный им, продолжается. И происходит это, видимо, потому, что беззакония эти он творил не один. Самую верную службу в расправе надо мной сослужил Хрущеву Пономарев Б. Н. А он и сейчас секретарь ЦК. Увяз в этих беззакониях и Маршал Советского Союза, член ЦК Малиновский Р. Я., а он и сегодня министр обороны. Приложили к этой травле свои руки многие из аппарата ЦК, Министерства обороны и особенно из аппарата КГБ. Теперь, естественно, каждый из них, в меру своих сил, стремится замять это грязное дело. Осуществлению этого благоприятствуют прочно сложившиеся традиции круговой поруки и взаимовыручки бюрократов. Последние ведут себя в партии и в государстве как организация, стоящая над партией и народом. У них свои законы и своя мораль.
За пять лет я достаточно хорошо изучил эту негласную организацию. Ведут себя бюрократы нагло и самоуверенно, не боясь разоблачений. Они создают непробиваемую броню вокруг представительных органов партии и государства, не пропускают к ним ни одного сигнала, невыгодного для них. Именно этим объясняется то, что ни одно из моих писем членам Политбюро, Генеральному прокурору, Председателю Верховного суда не доходит до адресатов. Есть, например, какой-то Соколов (тел. Б-4-06-57). Я не знаю, кто он и какого чина-звания, а между тем ведет себя весьма самоуверенно. Он меня сначала предупредил, что, куда бы и на чье бы имя ни адресовались мои письма, они попадут только к нему. Затем это предупреждение было подтверждено несколькими сообщениями такого характера: «Ваше письмо на имя... мною получено. Ответа не будет». Потом он замолчал, сказав на прощанье: «Если захотите справиться о каком-либо вашем письме, звоните мне». Но этим наглость бюрократов не ограничивается.
11 февраля 1966 года меня вызвали в Горвоенкомат, где никого не представлявшие «представители» нескольких государственных учреждений угрожали мне высылкой из Москвы, новым заключением в тюремную психиатричку и прочими карами, если я не прекращу жаловаться.
Моя жалоба Генеральному прокурору на такое безобразие до него не дошла — застряла в аппарате и оставлена без ответа. Впрочем, было несколько безответственных бумажек, в которых эзоповским языком напоминалось, что угрозы, слышанные мною в Горвоенкомате, могут быть реализованы.
Фактов бюрократизации нашего партийного и государственного аппарата можно привести немало. Все они указывают на то, что ленинское предупреждение об опасности бюрократизма целиком относится и к нашим дням. Еще в 1921 году Ленин, указывая на возникновение этой опасности, писал: «Коммунисты стали бюрократами. Если нас что погубит, так это», (т. 35, стр. 471, 4-е изд. ) Культивирование бюрократизма во времена сталинского правления и отсутствие борьбы с ним привело к тому, что эта опасность стала угрожающей. Вегетарианскими уколами беззубого «Крокодила» бюрократов не проймешь. Их надо травить, травить, как учил Ленин, самым беспощадным образом, силами всей партии, всего народа. Бюрократ должен почувствовать, что ему не позволят и дальше подменять собой свободно избранные руководящие органы партии и государства.
В борьбе с бюрократизмом может сыграть известную роль и мое дело, если его удастся довести до Политбюро. Само собой разумеется, что бюрократы из аппарата ЦК примут все меры, чтобы не допустить этого, чтобы и это письмо похоронить в тайниках канцелярии.
Чтобы этого не произошло, ПРОШУ:
редакцию газеты «Правда» опубликовать мое письмо или размножить его и вручить членам Политбюро, не через аппарат ЦК, а непосредственно;
партийные организации Военной академии им. Фрунзе и в/ч 06426, которые стали невольными пособниками произвола, чтобы они: 1) приняли решение ходатайствовать перед Политбюро о срочном рассмотрении этого письма по существу; 2) добиться, чтобы принятые ими решения дошли до адресата и был получен ответ не из канцелярий и тех инстанций, которые не компетентны решать это дело, а непосредственно от Политбюро.
Хочу верить, что, когда Политбюро станут известны изложенные мною факты, оно примет меры к немедленному восстановлению законности, примерно накажет виновных в произволе и сделает необходимые политические выводы, особенно в вопросах борьбы с бюрократизмом и нарушителями социалистической законности. Ленин назвал бюрократов злейшими врагами партии и народа, а в отношении нарушителей законов говорил, что это либо сознательные враги Советской власти, либо люди, неосознанно открывающие лазейку для врагов. Думаю, что Политбюро при ближайшем рассмотрении данного дела должно исходить из этих ленинских указаний.
Должен предупредить любителей давать ответы «по поручению», что ответы подобного рода я во внимание не приму. Буду считать, что ничего не получал. Мое дело может решить только Политбюро. Поэтому исключительно от него я жду прямого и ясного ответа на вопрос — кем меня считают? Опасным государственным преступником или человеком, которого постигло самое тяжкое из всех человеческих заболеваний — психическая невменяемость. Думаю, понятно, что третьего не дано. По всем законам быть одновременно и тем и другим — нельзя. Если меня считают преступником, то почему не судили, как положено, а упрятали в психушку, создав тем возможность превращения в действительно психически ненормального? Кто виновен в этом чудовищном беззаконии и за это наказан?
Если же меня всерьез считают психически невменяемым, то как допустили те многолетние издевательства, которые могли любого психически больного человека довести до полного умопомешательства и преждевременной смерти? Кто повинен в этом и как наказан?
До тех пор пока я не получу непосредственно от Политбюро исчерпывающего ответа на все перечисленные вопросы, буду считать, что мое письмо до адресата не дошло, и приму все доступные мне меры, чтобы довести его.
П. Г. Григоренко
СПРАВКА
Политбюро «ответило» генералу Григоренко «прямо, ясно и исчерпывающе». 7 мая 1969 года он был арестован Ташкентским КГБ и, после нескольких месяцев пребывания в подвале здания У КГБ УзбАССР, снова отправлен в психиатрическую больницу тюремного типа, где пробыл до 24 июня 1974 года.
СССР
КОМИТЕТ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
16 апреля 1969 г.
№ 887-А
гор. Москва
ОСОБАЯ ПАПКА
Сов. Секретно
ЦК КПСС
Подлежит возврату
16 апреля 1969
1 сектор
ЦК КПСС Общий отдел
Комитет госбезопасности сообщает материалы, свидетельствующие об активизации враждебной деятельности ГРИГОРЕНКО П. Г.
В 1963 году, будучи начальником оперативного отдела штаба 5-й Армии Дальневосточного военного округа, ГРИГОРЕНКО с участием своих сыновей изготовил от имени вымышленного «Союза борьбы за возрождение ленинизма» антисоветские листовки и распространил их в Москве и Владимире, за что в феврале 1964 года был арестован по ст. 70 ч. I УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда). Проведенным в процессе предварительного следствия медицинским обследованием ГРИГОРЕНКО был признан страдающим психическим заболеванием и, по решению Московского городского суда, направлен на принудительное лечение в специальную психиатрическую больницу, откуда в 1965 году освобожден на основании вывода экспертной комиссии, что он вышел из болезненного состояния.
В 1965 году ГРИГОРЕНКО установил контакты с ЛИТВИНОВЫМ, БОГОРАЗ-БРУХМАН, ЯКИРОМ, ГИНЗБУРГОМ и другими антиобщественными элементами и вскоре занял среди них положение «идеолога» так называемого «антисталинского демократического движения». В последующие годы он связался с представителями крымских татар-«автономистов», отдельными реакционно настроенными церковниками и украинскими националистами, а также с антисоветскими организациями на Западе.
Являясь противником советского государственного и общественного строя, ГРИГОРЕНКО выступает со злобными нападками на политику Коммунистической партии и Советского правительства, клеветнически отзывается о руководящих деятелях Советского государства, организует различные антиобщественные акции, группирует вокруг себя лиц с политически вредными взглядами, занимается изготовлением и распространением провокационных документов, систематически передает на Запад тенденциозную информацию, которая используется буржуазной пропагандой и зарубежными антисоветскими организациями во враждебных Советскому Союзу целях.
Неоднократно проводившиеся в отношении ГРИГОРЕНКО предупредительно-профилактические мероприятия положительных результатов не дали. Чувствуя безнаказанность и опираясь на поддержку своих зарубежных друзей, которых с каждой новой проведенной им враждебной акцией становится все больше, ГРИГОРЕНКО активизирует деятельность своих единомышленников, изыскивает новые формы антиобщественной деятельности. В результате обыска, проведенного в ноябре 1968 года, у ГРИГОРЕНКО изъято более 300 документов клеветнического и тенденциозного содержания, что является прямым доказательством его преступной деятельности.
Последующее изучение поведения ГРИГОРЕНКО позволило выявить новые факты, свидетельствующие об активизации им враждебной работы.
В феврале с.г. ГРИГОРЕНКО изготовил провокационное обращение «К гражданам Советского Союза», содержащее клевету на политику КПСС и Советского правительства и призыв «…добиваться от правительства, чтобы оно отказалось от всякого давления на Чехословакию и от всякого вмешательства в ее внутренние дела». Указанное обращение опубликовано 9 марта с. г. английской газетой «Санди таймс» и американской «Вашингтон пост». Обсуждая с единомышленниками вопросы «движения в защиту Чехословакии», ГРИГОРЕНКО заявил: «Если бы я был уверен, что мое самосожжение хотя бы в какой-то мере может помочь этому движению, я бы сделал это, ни проронив ни звука».
ГРИГОРЕНКО принимает активное участие в подготовке и распространении подстрекательских материалов по так называемому крымско-татарскому вопросу, в которых выдвигаются требования об усилении борьбы за права малых наций в СССР в связи с их якобы бесправным положением. Под «Обращением крымско-татарского народа к людям доброй воли, демократам и коммунистам» ГРИГОРЕНКО намеревается собрать большое количество подписей и передать его в Организацию Объединенных Наций. В марте с.г. он приступил к распространению составленных им провокационных «Документов о депортации крымских татар и ее последствиях».
Имеющиеся материалы свидетельствуют о непрекращающихся попытках ГРИГОРЕНКО втянуть во враждебную деятельность политически незрелую молодежь. В 1968 — 1969 гг. выявлено около 20 человек, которых он использует в антиобщественных акциях, в частности для сбора подписей под клеветническими документами. Отец одного из таких знакомых ГРИГОРЕНКО обратился с просьбой «привлечь ГРИГОРЕНКО к ответственности, дабы оградить... молодых людей от вредного влияния этого человека...»
ГРИГОРЕНКО намеревается распространить среди интеллигенции идею о необходимости создания общества «в защиту прав человека», которое могло бы контролировать деятельность таких организаций, как Главное управление мест заключения МВД СССР, и «обеспечивать открытое рассмотрение» в судах уголовных дел на лиц, обвиняемых в совершении преступлений, предусмотренных ст. 70 и 1901 УК РСФСР.
ГРИГОРЕНКО и наиболее близкий к нему по экстремистским настроениям КРАСИН решили подготовить и направить в соответствующие инстанции письмо, предварительно заручившись подписями ЛЕОНТОВИЧА, САХАРОВА, СИМОНОВА, ЧУКОВСКОГО, КАВЕРИНА, РОММА и ЛЮБИМОВА, с просьбой официально разрешить создание указанного общества, договорились учредить, не дожидаясь получения ответа, в Москве, Киеве и Ленинграде так называемые «оргкомитеты» и широко информировать об этом общественность через возможности «самиздата». Инициаторы очередной провокационной затеи полагают, что подобные действия получат поддержку со стороны политически неустойчивых интеллигентов и активизируют вредную деятельность антиобщественных элементов. Характеризуя отношение ГРИГОРЕНКО к современному этапу «движения за демократизацию», один из его близких единомышленников заметил: «...Григоренко придерживается такой точки зрения: чем меньше нас, тем агрессивнее мы должны себя вести, что единственное наше спасение в непрерывных атаках, что мы партизаны и должны придерживаться партизанской тактики, т.е. заниматься непрерывными вылазками. Если мы замолчим или снизим интенсивность нашего давления, то нас раздавят...»
Кульминационным моментом в противозаконной деятельности ГРИГОРЕНКО явилось его решение создать комитет в защиту ЯХИМОВИЧА, арестованного в марте с. г. органами прокуратуры Латвийской ССР. Несмотря на отрицательное отношение к этой идее некоторых единомышленников, ГРИГОРЕНКО намеревается продолжить поиски сторонников, разделяющих его позицию по указанному вопросу. Видимо, с этой целью он подготовил и распространяет по каналам «самиздата» так называемое «Заявление по поводу ареста ЯХИМОВИЧА И. А.», датированное 23 марта 1969 года.
В заявлении, в частности, указано: «...Отдельный человек ничто для сталинистов. С ним они считаться не будут. Они творят сейчас дела почище — не считаются с целыми народами, с мировым коммунистическим движением. Я уже не говорю о делах внутренних, о том, что всеми формами агитации и пропаганды, в литературе и искусстве всячески обеляется СТАЛИН и его время, о том, что на первый план партийного и государственного руководства выдвигаются просталинские элементы... Нагнетание международной напряженности, особенно ярко проявившееся в событиях, связанных с Чехословакией, становится нормой поведения наших правителей. Утвердить эту политику, как и беззакония внутри страны, пытаются ложью и репрессиями... Нет, не действий, тем более хулиганских, боятся сегодня те, кто нами правит. Им страшны больше всего на свете разоблачения их лжи. Им не важно, что мы думаем. Они лишь хотят, чтобы мы не говорили правду... Я обращаюсь к людям доброй воли во всем мире. Не дайте покрыться прахом забвения акту разбойного нападения на ЧССР... Долг всех вас, особенно коммунистов, именем которых совершен этот беспрецедентный по своей беззаконности акт, добиться от руководства КПСС немедленного вывода советских войск из ЧССР».
Зарубежные радиостанции и органы печати, в том числе принадлежащие махровым антисоветским организациям, постоянно информируют мировую общественность о враждебной деятельности ГРИГОРЕНКО, рекламируют его «совестью России», «авангардом большого исторического движения», «известным борцом за права и свободу». Учитывая, что ГРИГОРЕНКО, несмотря на неоднократные предупреждения, не прекращает своей антиобщественной деятельности, вносится предложение привлечь его к уголовной ответственности.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
АНДРОПОВ
СССР
КОМИТЕТ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
12 февраля 1976 г.
№ 360-А
гор. Москва
Секретно
ЦК КПСС
О предупредительно-профилактической беседе
с ГРИГОРЕНКО П. Г.
Сообщаю, что 30 января 1976 года проведена предупредительно-профилактическая беседа с ГРИГОРЕНКО Петром Григорьевичем, 1907 года рождения, бывшим генералом Советской Армии, исключенным из членов КПСС, пенсионером, проживающим в городе Москве по адресу: Комсомольский проспект, д. 14/1, кв. 96, ранее дважды судимым за антисоветскую деятельность и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.
С 1970 по 1974 год ГРИГОРЕНКО по определению судебных органов находился на принудительном лечении в психиатрической больнице.
После освобождения из больницы ГРИГОРЕНКО восстановил связи с САХАРОВЫМ и другими ревизионистскими элементами — активными участниками антиобщественной деятельности. Совместно с ними принимает участие в провокационных сборищах, подготовке и передаче за границу клеветнической информации о якобы имеющих место нарушениях прав человека в Советском Союзе, в том числе по так называемому «крымско-татарскому вопросу», которая используется во враждебной антисоветской пропаганде.
В беседе ГРИГОРЕНКО было указано, что его деятельность наносит вред интересам нашего государства и в случае ее продолжения ему будет вынесено официальное предостережение органов КГБ.
ГРИГОРЕНКО заявил, что никакой антиобщественной деятельностью заниматься не будет, а по возникающим у него вопросам он будет обращаться в соответствующие советские инстанции официальным путем. Сообщается в порядке информации.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
АНДРОПОВ
Разослано членам Политбюро
ЦК КПСС на голосование
Секретно
ЦК КПСС
О лишении Григоренко советского гражданства
В соответствии с разрешением ОВИР Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома 30 ноября 1977 года на лечение в США сроком на 6 месяцев выехал Григоренко П. Г., 1907 года рождения, украинец, беспартийный (исключен из КПСС в 1964 году), пенсионер.
Григоренко длительное время занимается активной антисоветской деятельностью, за что дважды привлекался к уголовной ответственности, находился на принудительном излечении. Однако и после этого продолжал антисоветскую деятельность, постоянно инспирируя антиобщественные проявления. Даже получив разрешение на выезд из Советского Союза, Григоренко явился организатором публичной враждебной акции своих единомышленников на площади Пушкина в Москве 10 декабря 1977 года, которая принятыми Комитетом госбезопасности мерами была сорвана.
По имеющимся данным, находясь в США, Григоренко, несмотря на неоднократные заявления о том, что он будет вести себя за границей лояльно, продолжает заниматься враждебной Советскому государству деятельностью. В частности, он установил контакт с главарями зарубежных организаций украинских националистов и обсуждал с ними состояние и перспективы враждебной деятельности антиобщественных элементов в СССР, целесообразность объединения так называемых «групп содействия выполнению хельсинкских соглашений в СССР», наиболее приемлемую форму помощи им со стороны Запада.
Подобные действия Григоренко свидетельствуют о том, что он стал на путь двурушничества и в случае возвращения в Советский Союз вновь активизирует враждебную деятельность.
Исходя из изложенного, Комитет госбезопасности вносит предложение лишить Григоренко П. Г. советского гражданства. МГК КПСС это предложение поддерживает.
Проекты постановления ЦК КПСС и Указа Президиума Верховного Совета СССР прилагаются.
Просим рассмотреть.
Председатель
Комитета госбезопасности при Совете
Министров СССР
4 февраля 1978 года
№ 234-А
Ю. Андропов
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Коммунистическая Партия Советского Союза. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ.
совершенно секретно
№ П92/65
Подлежит возврату в 7-дневный срок в ЦК КПСС
(Общий отдел, 1-й сектор)
Московскому горкому КПСС;
тт. Брежневу, Косыгину, Андропову, Громыко,
Суслову, Кузнецову, Щелокову, Савинкину,
Георгадзе, Смиртюкову.
Выписка из протокола № 92 заседания Политбюро ЦК КПСС
от 9 февраля 1978 года.
О лишении гражданства Григоренко П. Г.
Одобрить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР по данному вопросу (прилагается).
СЕКРЕТАРЬ ЦК
Проект
Опубликовать в «Ведомостях Верховного Совета СССР»
УКАЗ
ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О лишении гражданства СССР Григоренко П. Г.
Учитывая, что Григоренко П. Г. систематически совершает действия, не совместимые с принадлежностью к гражданству СССР, наносит своим поведением ущерб престижу Союза ССР, Президиум Верховного Совета СССР постановляет: На основании ст. 7 Закона СССР от 19 августа 1938 года «О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик» за действия, порочащие звание гражданина СССР, лишить гражданства СССР Григоренко Петра Григорьевича, 1907 года рождения, уроженца с. Борисово Приморского района Запорожской области.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Л. Брежнев
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
М. Георгадзе
Москва, Кремль
