Ложь — как гной. Сколько ни скрывай нарыв, он прорвется. Или гангрена охватит все тело. Или и то и другое. В одном из телефонов, при помощи которых заложники связывались с родственниками и средствами массовой информации, прозвучали слова, сказанные одним из террористов:
— Война, это война!
Стараниями Сергея Ястржембского мы-то думали, что война закончилась. В начале этой второй чеченской кампании я чуть ли не каждые выходные ездил хоронить погибших в Чечне омоновцев. То в Сергиев Посад ездил, то в Пермь. Потом российским властям подумалось, что главное — выиграть у террористов информационную войну, ответственным за ее ведение был назначен Ястржембский, и омоновцы «погибать перестали», а сообщения из Чечни стали оптимистическими.
Миф об окончании войны, как и всякая желанная новость, быстро отравил умы. Все поверили. Даже солдаты в Чечне поверили в свою победу. Даже Президент Путин поверил.
На фоне всеобщей веры в мифическую победу безумными казались слова, например, о ведении переговоров с Масхадовым. Да какие переговоры! Мы их почти добили!
В рамках информационной войны логично было бы вообще не заметить захват театрального центра на Дубровке, но тут уж сил недостало. В результате террористы захватили все ведущие телеканалы, заставили СМИ цитировать сайт Kavkaz-Center и Мовлади Удугова, а ведущий НТВ, испугавшийся в прямом эфире поговорить с террористом, когда тому передали трубку, покрыл свое имя позором. Вспомнил вдруг о запрещении предоставлять эфир террористам, вспомнил вдруг об информационной войне — стыдно.
Со вчерашнего вечера информационная война закончилась. Мы сознались себе, что у нас идет настоящая война, и давайте теперь посмотрим, как мы ведем эту войну. Все, абсолютно все уверены, что главное — сохранить жизни мирных граждан. До вчерашнего вечера все почему-то говорили, что главное — восстановить конституционный порядок. Конституционный порядок на улице Дубровской восстанавливается не штурмом даже, а имитацией штурма. Жертвы? Жертв будет много, но меньше, чем было в Чечне за последние два года. Так и предлагает Жириновский. Жириновский — людоед.
Еще раз обратите внимание: когда до нас дошло, что война у нас на пороге, мы стали вести ее совсем не так, как вели, пока верили, будто война черт знает где, далеко на Кавказе. Мы добиваемся переговоров. Мы судорожно ищем людей, которым террористы могли бы поверить. Мы будем вести переговоры так долго, как это понадобится, а про штурм даже и на крайний случай не очень-то думаем.
Мы ограждаем место войны. Мы не подпускаем к месту боевых действий жителей улицы Дубровской. Тогда почему же мы понуждали беженцев возвращаться в Чечню? Разве Чечня отличается чем-то от улицы Дубровской?
На улице Дубровской в окрестностях Театрального центра силами ОМОН введено чрезвычайное положение, и власти всерьез обсуждают, не ввести ли чрезвычайное положение во всей Москве. Тогда почему же в Чечне чрезвычайное положение не введено до сих пор?
Почему в Москве мы ведем войну по одним законам, а в Чечне — по другим? Это ведь одна и та же война. И если власть будет врать, будто она кончилась, она не кончится никогда.
Газета Ру. 27 октября 2002 г.
Елена САННИКОВА. Горький привкус лжи – 2003, №1 (35)
Андрей СУСЛОВ. Есть ли у общества шанс узнать правду? – 2003, №1 (35)
Сергей КОВАЛЕВ. Жизнь не была главним приоритетом – 2003, №1 (35)
Михаил МОЛОСТВОВ. Заложники имперских амбиций – 2003, №1 (35)
Заявление «Международной амнистии» – 2003, №1 (35)
Заявление правозащитников, общественных активистов и журналистов – 2003, №1 (35)
Мемориал. Открытое письмо Президенту России В.В. Путину – 2003, №1 (35)
Елена БОННЭР. Надо начать переговоры – 2003, №1 (35)
Игорь САЖИН. Открытое письмо Президенту Путину – 2003, №1 (35)
Петр ВАЙЛЬ. Почему в России не будет комиссии по расследованию трагедии? – 2003, №1 (35)
