Социологическое исследование*
*Осуществлено при финансовой поддержке Фонда Макартуров.
Демократические нормы предполагают нечто большее, чем поддержка населением соответствующих политических институтов (посредством участия в их функционировании) и принципа ответственности правительства перед обществом. Безусловно, важнейшими составными частями демократии являются политические партии, свободные и честные выборы, конституция и законы. Однако столь же неотъемлемым атрибутом демократического общества необходимо признать защиту государством прав человека. Таким образом, чтобы добиться стойкой приверженности общества демократическим нормам, необходимо уделять особое внимание соблюдению в этом обществе прав человека.
Авторы все возрастающего числа работ в сфере социальных наук в США считают, что международный режим защиты прав человека, подобно «процессу всемирной демократизации», «усиливает свое влияние и становится более устойчивым»1.
В начале XXI века нормы прав человека распространены в Европе значительно шире, чем это было двадцать семь лет назад, на заре Хельсинкского процесса, и тем более чем во времена подписания Всеобщей декларации прав человека2. А что же происходит в России? Что же думают ее граждане о правах человека по прошествии десятилетия с момента падения советской системы?
Мы попытались решить эту проблему, опираясь на данные, полученные в результате анализа ответов на серию вопросов, включенных в «Мониторинг» ВЦИОМ, проходивший с 17 сентября по 9 октября 2001 года (№ 2405).
Полученные нами данные свидетельствуют, что в России общественное мнение о правах человека весьма неоднородно. Самым важным итогом исследования стало определение того, что граждане России воспринимают права человека в категориях трех различных нормативных планов: экономические права (например, право на труд, на владение собственностью, на социальное обеспечение), права личности (например, право на защиту от пыток и от незаконного ареста) и гражданские свободы (например, свобода совести, собраний, свобода слова).
Степень и характер поддержки этих трех групп гражданских прав заметно различаются. Подавляющее большинство населения подчеркивает значение прежде всего экономических прав. Вне зависимости от того, идет ли речь о «советских» правах, например о праве на труд, или о «постсоветских», как право на собственность, значительная часть респондентов согласна с тем, что обеспечение экономических прав должно быть одним из приоритетных направлений деятельности правительства. Права личности между тем получили умеренную поддержку.
Напротив, приверженность россиян гражданским свободам проявляется гораздо слабее. Они вдвое чаще склонны выражать безразличие, неуверенность или враждебность к этим правам, нежели убежденно отстаивать их.
Значительное большинство считает приемлемым, чтобы правительство временно ограничивало их права во имя определенных целей или в ответ на какие-то угрозы, особенно если это касается общественного порядка и безопасности. Лишь немногие жители России озабочены свободой слова, цензурой прессы, и практически никто не опасается ограничения гражданских свобод.
Были исследованы факторы, оказывающие сильное влияние на поддержку россиянами различных категорий прав. Как это ни удивительно, мы не выявили среди молодых граждан России большей поддержки гражданских свобод, нежели у их родителей или у людей еще более старшего поколения. Высокий уровень образования лишь незначительно сопряжен с увеличением приверженности этим правам. Мы обнаружили также ряд взаимосвязей с характером занятости и профессиональной принадлежностью, часть из которых была вполне предсказуема, но некоторые оказались довольно неожиданными.
Суммарная поддержка прав человека
Мы задали вопрос о поддержке восьми основных свобод, включенных во Всеобщую декларацию прав человека. В исследовании они фигурировали в следующем порядке: свобода от незаконного ареста, свобода совести, право на труд, свобода получения и распространения информации, защита от пыток, право на обеспечение минимального уровня жизни, право на владение собственностью, право на свободу собраний и объединений.
В каждом случае мы предлагали пять вариантов ответа, позволяющих ранжировать реакции респондента от сильной поддержки до активного отрицания, а также позицию для затруднившихся с ответом:
1) соблюдение этого права должно входить в число приоритетных задач государства;
2) это право, безусловно, должно соблюдаться, однако в нынешних условиях доминируют другие приоритеты;
3) это право не является ни необходимым, ни вредным для России;
4) возможно, это право необходимо для других стран, однако в наших условиях оно может противоречить интересам России;
5) это право определенно противоречит политическим и экономическим интересам нашей страны;
6) у меня нет определенного мнения об этом праве, я никогда не думал об этом.
На рис. 1 проиллюстрировано распределение взвешенных данных для каждого из упомянутых прав по четырем обобщенным показателям: защита данного права имеет высокий приоритет; это право желательно, но не приоритетно; это право не нужно или вредно; нет мнения3. Права сгруппированы по принципу снижения суммарной поддержки, которая выявляется в результате объединения первых двух вариантов ответа. Более 90% респондентов поддерживают права, связанные с обеспечением минимального уровня жизни, собственности, права на труд. В каждом из этих случаев подавляющее большинство считает, что защита этих прав должна быть приоритетной для государства. Поддержка права на защиту от пыток выражена чуть меньшим числом опрошенных (85%), но почти столь же безоговорочно. Остальные права получили меньшую суммарную поддержку, причем выразившие ее выдвигали вместе с тем и некоторые ограничения. Таким образом, большинство все же выражает определенную степень поддержки всем указанным правам, за исключением права на собрания (последнее названо 48%). Те, кто не поддерживает то или иное право, часто не имеют определенного мнения, но и не выражают активного его неприятия.
Экономические права versus гражданские свободы
Порядок расположения категорий на рис. 1 (слева направо) демонстрирует, что экономические права пользуются наибольшей поддержкой жителей России, гражданские свободы — наименьшей, а права личности занимают промежуточное положение. Дополнительный анализ подтвердил справедливость такой расстановки, уточнив, однако, что поддержка гражданских свобод выражена даже слабее, о чем свидетельствуют вышеприведенные данные.
В первую очередь мы провели факторный анализ основных компонентов для восьми переменных. Этот анализ позволил выделить три основных фактора. В соответствии с предложенным решением, первые три категории прав формируют первый фактор, четвертая и пятая категории прав образуют второй фактор, а последние три категории — третий фактор. Эта модель подтверждает нашу гипотезу о том, что индивидуальные права соотносятся с тремя категориями прав следующим образом: первому фактору соответствует блок экономических прав, второму — права личности, третьему - гражданские свободы. Стоит отметить интересное наблюдение: либеральное, «постсоветское» право на частную собственность попало в тот же фактор, что и права на достойный труд и на минимальный уровень жизни, которые традиционно ассоциируются с советской идеологией. Респонденты не признают различий между советской и постсоветской идеологиями, которые считаются столь важными среди социологов и политологов. Напротив, существенные различия они проводят между экономическими правами, правами личности и гражданскими свободами.
Далее мы определили шкалу измерения поддержки каждой из типологических категорий прав, основанную на поддержке отдельных прав, вошедших в кластер. Например, мера поддержки экономических прав определяется через суммарную защиту таких прав, как обеспечение социальной помощи, частной собственности и работы.
Те, кто активно поддерживает ту или иную категорию прав, одинаково сильно привержены всем ценностям, входящим в соответствующий блок. Те, кто склонен к менее активной поддержке блока, защищают сгруппированные в нем права, однако не признают за ними высокого приоритета. Отсутствие поддержки означает, как правило, безразличие или нежелание отстаивать определенную группу прав. Не дающие ответа не имеют собственного мнения обо всех правах, входящих в категорию.
Эта схема подтверждает, что поддержка жителями России экономических прав существенно опережает поддержку гражданских свобод (рис. 2): если 65% опрошенных относят «обеспечение экономических свобод» к числу высокоприоритетных задач, то в отношении «гражданских свобод» о такой поддержке (степени приоритетности) заявили лишь 12% респондентов. Более того, если в вопросах экономических прав не имеют какого-либо четкого мнения лишь 2% респондентов, то о своем отношении к гражданским свободам затрудняются ответить уже 25% опрошенных. Наконец, тех, кто относится к гражданским свободам с безразличием, неуверенностью или враждебностью, вдвое больше, чем тех, кто активно защищает эту категорию прав.
Неприоритетные (условные) права
После вопросов об отношении к восьми основным правам мы попросили респондентов назвать не более двух главных целей и не более двух видов угроз, представляющих опасность для общественного благосостояния, появление которых, на их взгляд, могло бы оправдать ограничение каких-либо прав человека4. Мы перечислили шесть возможных целей и столько же угроз, добавив варианты «другие» и «никакие»:
1) улучшение экономического положения (угроза ухудшения положения);
2) усиление государственной власти (ее ослабление);
3) возращение России ее прежней роли на международной арене (ослабление роли России);
4) борьба с коррупцией и организованной преступностью (распространение коррупции и влияния организованной преступности);
5) укрепление общественного порядка и снижение уровня преступности (ослабление общественного порядка и рост преступности);
6) борьба с терроризмом (распространение терроризма);
7) другие;
8) никакие из этих целей (опасностей) не могут оправдать ограничения прав человека.
Лишь 19% респондентов последовательно заявляли, что никакие из перечисленных целей или опасностей не могут оправдать нарушения прав человека. Это означает, что более чем четыре пятых всего общества считают, что государство вправе ограничить права человека ради достижения какой-либо цели или в ответ на возникновение особой угрозы общественному благополучию.
Три четверти опрошенных считают, что, когда речь заходит об общественном порядке и безопасности, например о борьбе с преступностью, с терроризмом и/или коррупцией, нарушения прав человека оправданны. Одна треть (34%) отстаивают возможность ограничения прав ради улучшения экономического положения или для преодоления экономического кризиса. Более четверти (28%) уверены, что необходимость усиления внутри- или внешнеполитической власти государства может быть принята в качестве законной причины для того, чтобы жертвовать правами человека.
Это заставляет подозревать, что приверженность россиян принципам защиты прав человека заметно слабеет в тех случаях, когда им приходится выбирать между ними и решением конкретных проблем, в сравнении с теми ситуациями, когда разговор ведется исключительно в отвлеченно-абстрактных категориях. Такими ценностями, ради которых жители России могли бы поступиться правами человека, могут являться, например, общественная безопасность, но не экономическое развитие. Иными словами, они видят обратную зависимость между борьбой с терроризмом, преступностью и коррупцией и защитой прав человека.
Одним из объяснений столь явной готовности россиян пожертвовать правами человека ради порядка и безопасности общества можно было бы считать осознание опасности терроризма, временно обострившееся после нападения на США 11 сентября 2001 года. Однако полученные данные позволяют усомниться в справедливости этой гипотезы. Ответы на вопросы анкеты свидетельствуют, что граждане России боятся экономических трудностей больше, чем преступности, терроризма и коррупции. Респондентам было предложено выбрать из 20 проблем российского общества 5—6 таких, которые они считают самыми острыми. Наиболее часто при этом назывались: рост цен (62%) и обнищание (58%), далее следовали преступность (41%) и наркотики (39%), экономический кризис (34%) и безработица (31%). Страх перед взрывами и другими террористическими действиями занял лишь 13-ю позицию (22%) из 20.
Эти данные позволяют предположить, что граждане России были сравнительно слабо озабочены проблемой терроризма в те несколько недель, которые последовали за событиями в США, так что фактор боязни террористических актов не работает на гипотезу о широко распространенной готовности пожертвовать правами человека ради порядка и безопасности в обществе.
Если мы считаем, что стремление к порядку в обществе более тесно связано с проблемой прав человека, нежели забота об экономическом благополучии, то граждане России, напротив, считают взаимоисключающими понятия прав человека и борьбы с преступностью, терроризмом, коррупцией и мафией, хотя сочетание защиты прав человека и улучшения экономической ситуации выглядит для них не столь уж противоречивым.
В неведении — счастье? Безразличие к угрозе нарушения прав человека и цензуре
Из списка 20 проблем, предложенных респондентам, наименьшую озабоченность вызывает «ограничение гражданских прав и демократических свобод (свободы слова и прессы)». Опасность ограничения этих прав в списке 5—6 важнейших проблем отметили лишь 1% респондентов5. Помимо этого мы попросили отвечавших определить допустимый уровень контроля правительства над публикациями в прессе по проблемам, связанным с конфликтом в Чечне. Лишь 17% заявили, что считают подобный контроль излишним. 32% опрошенных, напротив, ратовали за усиление правительственной цензуры подобной информации! Эти ответы подтверждают общий вывод о том, что лишь очень немногие из россиян озабочены ограничениями гражданских свобод.
По нашему мнению, захват НТВ «Газпромом» и закрытие ТВ-6 Арбитражным судом, ограничения на освещение событий в Чечне, официальные притеснения отдельных граждан и общественных организаций, критикующих правительство, ограничения на деятельность религиозных объединений, а также целый ряд грубейших нарушений прав человека российской армией в Чечне доказывают, что правительство взяло курс на ограничение гражданских свобод6.
Если бы граждане России были столь же сильно привержены идеалам гражданских свобод, как это следует из их ответов на вопросы о свободе слова, совести и собраний, то мы обнаружили бы значительно более высокий уровень озабоченности этими процессами, нежели тот, что зафиксирован материалами опросов. Низкий уровень опасений по поводу цензуры и иных угроз гражданским свободам может означать одно из двух: либо проблемы прав человека волнуют россиян значительно меньше, чем они об этом заявляют, либо они пребывают в блаженном неведении о существующих угрозах этим правам и всецело доверяют властям, обещающим не попирать их.
Демография: без катализатора нет изменений
Мы ожидали встретить более активную поддержку гражданских свобод и других прав среди молодых и образованных респондентов, поскольку они более восприимчивы и открыты для западных идей, включая либеральную философию, которая придает особое значение необходимости защиты прав личности. Это могло бы служить основой для оптимизма в вопросе о поддержке прав человека в России, поскольку молодое поколение в конце концов сменит нынешнее, а образованные граждане оказывают более ощутимое влияние на политическую жизнь современных обществ.
Однако в реальности мы наблюдаем совсем незначительное систематическое отклонение в позициях поддержки прав человека, обусловленное возрастом респондентов. Рис. 3 демонстрирует, что именно 50—59-летние, а не те, кому меньше тридцати, оказывают наиболее активную поддержку гражданским свободам.
Как ожидалось, уровень образования прямо связан с активностью поддержки гражданских свобод (рис. 4). Однако и этот эффект проявляется неярко: на 16% респондентов с университетским образованием, активно поддерживающих эти права, приходится 8% опрошенных, не имеюших и среднего образования, но отвечавших так же. Следовательно, влияние демографических переменных на поддержку всех трех групп прав выражено слабо. Следует также отметить, что не выявлено значительных расхождений в позициях мужчин и женщин.
Слабое влияние демографических факторов противоречит здравому смыслу и дает мало оснований для оптимистических предположений, что новое поколение и высокообразованные его представители будут активно защищать гражданские свободы. Чтобы выявить причины этого явления, необходимо проводить углубленные исследования проблемы.
Профессия и род занятий
Обратимся к следующему вопросу: как профессия и род занятий влияют на активность поддержки трех категорий прав? Распределение ответов представлено на рис. 5. Здесь мы находим несколько закономерностей, которые соответствуют нашим ожиданиям, и несколько — довольно неожиданных. Граждане России, имеющие собственное дело или работающие менеджерами, проявляют наиболее сильную приверженность гражданским свободам (в обеих категориях — по 22%). В случае, когда речь идет о менеджерах, такая ситуация, видимо, отражает их высокий материальный и социальный статус. Самозанятые7 тоже довольно хорошо обеспечены, однако их расположенность поддерживать гражданские свободы отражает в целом симпатию к индивидуалистическим, либеральным идеям. Они в большей степени, чем другие социальные группы, склонны активно выступать в защиту прав личности (60%) и оказывают наименьшую поддержку экономическим правам (55%). Заметная приверженность самозанятых либеральным индивидуалистическим принципам подтверждает, что предпринимательский средний класс может стать социальной базой демократии. Однако эта категория населения составляет лишь тонкую прослойку российского общества — 2,4% взрослого населения. Поэтому рост частного бизнеса в России может привести не только к улучшению экономического положения, но и способствовать укреплению демократии8.
Другая закономерность, связанная с профессиональной принадлежностью респондентов, соответствует общим ожиданиям: люди с более высоким статусом (высокооплачиваемые и образованные) активнее защищают гражданские свободы. Однако эта зависимость проявляется сравнительно слабо: на 16% активных сторонников гражданских свобод среди специалистов приходится 9% неквалифицированных рабочих с такими же убеждениями. Похожее соотношение наблюдаем и в отношении к таким проблемам, как права личности. Например, активная поддержка прав личности особенно велика среди квалифицированных рабочих и исключительно мала среди конторских служащих и работников сферы обслуживания. Эти результаты трудно объяснить при помощи существующих теорий; нельзя исключать, что это просто статистический «шум».
Не вызывает удивления, что военнослужащие менее других склонны к активной защите гражданских свобод (7%); невелика среди представителей этой группы и поддержка экономических прав (58%). При этом они в большей степени, нежели другие респонденты, склонны поддерживать права личности (60%) — защиту от незаконного ареста и пыток. Эти данные также могут быть следствием случайной ошибки выборки, так как было опрошено лишь 19 военнослужащих. В то же время такие результаты могут быть реакцией на дедовщину, широко распространенную в армии. Для подтверждения этой гипотезы требуется собрать дополнительные данные о том, как военнослужащие видят проблему прав человека.
Общепринято мнение, что те, кто терпит экономические лишения, не склонны сильно волноваться по поводу абстрактных принципов, подобных правам человека. Поэтому неудивительно, что безработные россияне входят в группу, наименее активно выступающую за гражданские свободы. Тем неожиданнее — и печальнее — выглядят данные о том, что студенты дневных отделений демонстрируют столь же низкий уровень поддержки гражданских свобод (9%), что и безработные, а также — минимальный уровень приверженности правам личности (рис. 5.) Эти данные еще раз опровергают гипотезу о том, что молодое поколение выступает за демократические и либеральные идеи активнее, чем люди старших возрастных групп.
Возможно, российская молодежь слишком озабочена не особенно радужными экономическими перспективами, и ей не до прав человека. В любом случае наши данные свидетельствуют, что было бы ошибкой полагаться на поддержку молодым поколением России демократических норм. Те, кому небезразлична судьба российской демократии, должны задуматься, почему поддержка этих ценностей столь слаба среди студентов и других категорий молодежи, которые должны были бы стать естественной социальной базой демократических идеалов.
Заключение
Существует мнение, что права человека и демократические нормы в последние несколько десятилетий равномерно распространили свое влияние во всем международном сообществе, причем подразумевается, что и Россия вошла в это пространство9. Авторы одного недавнего исследования заявляют, что в России наблюдается заметный прогресс в восприятии демократических ценностей10.
Нормы, поддерживающие соблюдение прав человека, составляют один из главных элементов демократических ценностей, но наши исследования представлений россиян о проблеме прав человека позволяют нарисовать не слишком оптимистичную картину. Представление граждан России о правах человека не является чем-то монолитным: некорректно говорить о поддержке «прав человека» в целом. Имеет место различный уровень поддержки различных видов прав. Так, была выявлена сильная приверженность россиян экономическим правам, тогда как поддержка гражданских свобод оказалась незначительной, особенно когда вопрос носил конкретный характер, а не форму абстрактной идеи.
Одно из правдоподобных объяснений этого — отражение тяжелых экономических условий, в которых большинство россиян живут уже более десятилетия с момента краха советской системы. Как и ожидалось, мы выяснили, что представители высокооплачиваемых профессиональных групп наиболее активно поддерживают гражданские свободы, тогда как группы, сталкивающиеся с наибольшими материальными проблемами, — неквалифицированные рабочие, безработные и студенты — менее привержены этим ценностям. Хотя это объяснение в общих чертах соотносится с положением о различиях представлений в зависимости от принадлежности к профессиональным группам, полученные нами данные не подтверждают его всецело. Ни один из показателей материального положения респондентов — заявленный уровень дохода и другие способы измерения благосостояния — не оказывает заметного влияния на степень поддержки гражданских свобод при проведении двумерного анализа. И хотя нельзя не учитывать влияния экономических различий в группах, отличающихся профессиональным статусом и характером занятости, на отношение к гражданским свободам, низкий уровень поддержки демократических идей в российском общественном мнении является следствием других факторов.
Защитники рыночных реформ должны всерьез задуматься над этими результатами. Многомерный анализ показывает, что те, кто поддерживает гражданские свободы, на 66% активнее выступают и за рыночные реформы. Поборники же экономических прав лишь на 31% чаще поддерживают рыночные реформы, несмотря на то, что права собственности входят в блок, приоритетный и для этих респондентов. Подобные данные заставляют еще раз обратить внимание на тот факт, что россияне довольно высоко оценивают защиту экономических прав, образующих несколько противоречивый блок, в котором некоторые из прав плохо сочетаются с целями рыночных реформ. Граждане России высоко ценят социальное обеспечение, право на труд и право на частную собственность. Признание этого обстоятельства может привести в замешательство тех, кто определяет экономическую политику страны. Сторонников свободного рынка не удивит приверженность россиян принципу частной собственности, однако стабильно высокий уровень поддержки социального обеспечения и гарантированной занятости свидетельствует о том, что правительство может столкнуться со значительными трудностями при проведении экономических реформ, связанных с высокой безработицей и снижением социальных гарантий. Следствием такого положения дел станет необходимость балансировать между принципиально различными экономическими целями.
Результаты настоящего исследования неутешительны для тех, кто озабочен будущим гражданских свобод в России. Российские и западные правозащитные организации отмечают усиление угрозы гражданским свободам, однако, согласно нашим выводам, в России это мало кого беспокоит. Например, нами выявлено почти полное безразличие к свободе прессы. Отражение этого явления — в отсутствии живого отклика на захват НТВ и на закрытие ТВ-6. Сочетание общественной апатии и ужесточения контроля над прессой создают условия, благоприятные для нарушения прав человека. Права, которые заботят граждан России, в первую очередь защита от пыток и от незаконного ареста, нарушаются в Чечне и по всей России, однако эти факты редко попадают в ленту новостей. Правозащитники не имеют широкого доступа к СМИ, так что покушения на права человека часто остаются незамеченными.
Слабость поддержки гражданских свобод российским общественным мнением должна заботить тех, кто желал бы процветания демократии в России. Для демократии необходимы гражданские свободы и независимая пресса. Без этих институтов наличие политических партий и выборов становится малоэффективным, нарушение законов — несложным (поскольку его легко скрыть от общественности). Без активного и гласного общественного движения граждан в защиту своих демократических свобод невозможно предотвратить нарушение этих прав государством, преследующим собственные политические цели.
Перевод с английского Анастасии Леоновой
Примечания
1 См. напр.: Risse T., Ropp S.C. International Human Rights Norms and Domestic Change: Conclusions // The Power of Human Rights: International Norms and Domestic Change / Ed. by T. Risse, S.C. Ropp and K. Sikkink. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 260, 264.
2 Хельсинкский процесс начался в 1975 году, с Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, повестка дня которого и последующие решения признали проблему прав человека одним из актуальных вопросов европейской безопасности. Всеобщая декларация прав человека 1948 года обычно считается отправной точкой революционных изменений в проблеме прав человека, хотя она стала результатом «осмысления военным поколением характера европейского нигилизма и его последствий... и реакцией на рас крыше отвратительных результатов предоставления Вестфальской Германии неограниченного суверенитета» (Ignatieff M. Human Rights as Politics and Idolatry. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2001. P. 4).
3 Мы применили новый способ взвешивания данных. ВЦИОМ обычно включает политические взгляды респондентов в число критериев взвешивания. Мы не хотели внедрять политические переменные в блок характеристик ответов, влияющих на взвешивание, так как наиболее интересными для нас переменными были как раз политические взгляды респондентов. Итак, мы проводили взвешивание данных по возрасту, образованию, характеру поселения и полу, используя детальные классификации для первых двух переменных.
4 Мы задавали этот вопрос в двух разных вариантах: в первый раз спрашивая о целях, а во второй — об угрозах, чтобы убедиться, что ответ не зависит от формулировки вопроса.
5 Следует отметить, что эти данные контрастируют с достоверной информацией о нарушениях прав человека в России. Руководитель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева недавно заявила, что «ни один из регионов России не отвечает международным требованиям по защите прав человека».
6 См. более подробную информацию: The Putin Path: Civil Liberties and Human Rights in Retreat // Problems of Post-Communism. 2000. Vol. 47. N° 5. P. 3-12; Mendelson S.E. The Power of Human Rights? Getting Away with Norms Violations in Russia // International Security. 2002. Vol. 26. № 4.
7 В том числе предприниматели.
8 Дополнительная информация (основанная на данных опросов ВЦИОМ), подтверждающая тезис о либеральных политических взглядах россиян, имеющих собственное дело; см.: Gerber T.P. Paths to Success: Individual and Regional Determinants of Self-employment in Contemporary Russia // International Journal of Sociology. 2001. Vol. 31. N° 3. P. 3-37.
9 Sikkink K. Human Rights, Principled Issue-Networks, and Sovereignty in Latin America // International Organization. 1993. Vol. 47. Ne 3. P. 41 1-442; Klotz A. Norms in International Relations: The Struggle against Apartheid. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1995; Finnemore M., Sikkink K. International Norm Dynamics and Political Change // International Organization. 1998. Vol. 52. N» 4. P. 887-918; Keck M.E., Sikkink K. Activists beyond Borders: Advocacy Networks in International Politics. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1998; Evangelista M. Unarmed Forces: The Transnational Movement to End the Cold War. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1999; The Power of Human Rights...; Lutz E.L., Sikkink K. International Human Rights Law and Practice in Latin America // International Organization. 2000. Vol. 54. N9 3. P. 633-659; Thomas D.C. The Helsinki Effect: International Norms, Human Rights and the Demise of Communism. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2001.
10 Colton T.J., McFaul M. Are Russians Undemocratic? // Working Paper / Carnegie Endowment for International Peace. 2001. № 20 (см. русский перевод этой работы: Мониторинг общественного мнения. 2001. № 4).
